К тому времени, когда он стал рассматривать варианты в случае, если бы он на двадцать седьмом ходу сыграл пешкой на f4, а не ферзем, как в партии, постояльцы прибыли в отель.
Оно бы и ничего, прибыли и прибыли, но он услышал характерный голос франта в полосатых штанах:
— Двенадцать франков и ни сантимом больше, милейший. Нас четверо, по три франка с человека, итого — двенадцать. Или у вас с арифметикой плохо?
— Я ошибся, я посчитал вас пять человек, извините, — оправдывался извозчик, другой, не тот, что привез Арехина. И собачка не лаяла.
Нет в мире совершенства.
Арехин постарался в дальнейшие разговоры не вникать, углубившись в позицию. Только краем сознания он отметил, как отъезжал извозчик, как хозяева распределяли гостей по комнатам, расписывая достоинства каждой. Но отвлечься от позиции (выигранной и при ходе пешки, и при ходе ферзя) заставил голос Вальтера:
— Да, кроме вас, у нас поселился еще один гость, очень приличный и спокойный молодой человек.
— Где он?
— У себя, в коричневой комнате. Вы, вероятно, увидите его за ужином.
— А ужин…
— Ужин в восемь часов. По гонгу.
— Через полчаса, значит. Хорошо…
И чего же здесь хорошего?
Скорее, странно. Или «хорошо» относится к ужину, а не к встрече за столом? Тогда понятно.
Арехин, не зажигая свечи, привел себя в презентабельный вид. Естественно, с учетом обстоятельств.
Опять выглянул в окно. Даже если бы кто-то еще решил навестить «Грузельгешихтен», увидеть этого Арехин бы не смог. Не из-за темноты, в темноте он видел вполне сносно. Просто пошел снег, и сильный снег.
Он все-таки зажег свечу — шведской спичкой швейцарскую свечу, как и полагается в заграничном путешествии. Иначе будет слишком уж странно. Хозяева озадачатся, почему постоялец сидит в темноте, уж не болен ли он.
Не болен. Был болен, но выздоровел. Почти. Да за эту болезнь многие бы душу отдали. И не захотели бы, да отдали. Вот как он. Или нет? В том-то и дело, что доказывать это приходится постоянно.
Гонг прозвучал. Нужно спускаться. Он немного задержался, раздумывая, идти в очках или нет. Решил — нет. Темные очки при свечах — слишком экстравагантно, а он вовсе не хотел казаться экстравагантным. Да, днем, особенно солнечным днем от света у него часто разыгрывалась мигрень, но лучи керосиновой лампы или пары-тройки свечей он переносит хорошо. Как правило. Ближе к полуночи он вообще чувствовал себя лучше всего. Если бы турнирные партии начинались ночью… И так неплохо, вечером. Если взялся за гуж, нечего на часы пенять.
