Утренний зимний дождь чередовался с мокрым снегом. Он таял, касаясь ещё не остывшей земли. Я надел отцовские туфли, школьный костюм с ватной телогрейкой и вылинявшую кроличью шапку, собрал провиант в туристический рюкзак. Брать или не брать спортивную форму и кроссовки? Ведь надо будет тренироваться. Решил, что в случае надобности родители пришлют её посылкой.
В военкомат провожали родные и друзья. Фотограф запечатлел, как слёзы мамы, бабушки и сестёр перемешивались с каплями зимнего дождя и в утренней темноте их можно было заметить с фотовспышкой.
Военный комиссар с напутствием «защищать Родину — великий Советский Союз…» выдал красную книжечку военного билета. Пока разглядывал страницы, капли декабрьского дождя оставили две кляксы от расплывшихся чернил.
На построении военком произнёс казённую речь, которую я не раз слышал на митингах и парадах. «Про дело Ленина и мировой пролетариат… про подвиг дедов и отцов… про угрозу империализма и про великую честь по защите завоеваний социализма…» На душе стало тоскливо и мрачно. Под туш оркестра «Прощание славянки» мы загрузились в холодный и неуютный салон ПАЗика.
Через час выгрузились и разместились в трёхэтажной казарме сборного пункта. Кто-то с кем-то знакомился или договаривался о дальнейшей службе с «покупателями». Так называли прапорщиков и сержантов, прибывших за молодым пополнением. Кто-то доедал домашние заготовки и рассказывал анекдоты с армейскими небылицами. Кто не успел, мог посетить армейскую парикмахерскую, где за двадцать копеек военные парикмахеры делали стрижки «под ноль». Каждый пытался скоротать время по-своему. День прошёл в непонятном и тревожном ожидании.
Ещё один формальный врачебный осмотр, на котором вчерашние школьники пытались симулировать психические болезни криками и припадками. Последний буфер, когда возможно задержаться на гражданке. Но врачи с невозмутимым видом ставили штампы в картах: «Здоров. А — годен к военной службе». Болеющие, хромые, слепые, припадочные и симулянты уходили в стройбат или на флот, где за три года могли оздоровиться.
Весь день родители ожидали моей отправки за воротами КПП, и мы обменивались с ними записками через дневальных. За две бутылки водки командир роты отпускал на ночёвку. Но я решил, что останусь здесь.
В десять прозвучала команда дежурного: «Рота, отбой!». Не раздеваясь и не снимая обуви мы улеглись на двухъярусные деревянные нары. Подушками служили рюкзаки с провиантом, а одеялами наши телогрейки. Вскоре потушили свет. Тускло горело лишь зелёное дежурное освещение.
