— Не думаете же вы, что он сознательно ушел из жизни?
— Нет, по-моему, он был из тех, кому и в голову не придет кончать жизнь самоубийством.
— Но он мог пойти на это, указав, что неизлечимо…
— Нет, — прервал Мигриаули эксперта. — Нет. Саджая, по-видимому, проводил опыты по получению противоракового препарата.
— Ну и что из этого! Никто не знает, каковы результаты опытов. Может быть, убедился в безнадежности своих экспериментов и, попав в тупик, увидел выход в смерти.
— Принять вашу версию пока не могу… Разве вы не слышали: предполагают, что из лаборатории похитили данные опытов; это, правда, еще не установлено…
— Ни о чем таком не слышал…
— Я говорил об этом с профессором Узнадзе. У него еще нет точных сведений, но завтра будет полная ясность.
— Сложное дело… Вы так и не ответили на мой вопрос: с какой целью посетили психиатрическую лечебницу?
Мигриаули улыбнулся.
— Зачем вы допытываетесь? Я же не спрашиваю, почему у вас возникло подозрение в том, что…
— Сейчас объясню. Когда проводили вскрытие тела Саджая, доцент Малазония взял кровь и сделал анализ. Вот откуда мое подозрение.
— Хорошо. Видите ли, в НИИ, где работал Саджая, еще при его жизни распространился слух, будто он тронулся умом.
— A-а, тогда понятно.
— Надо же было узнать, почему возник этот невероятный слух. И вот что я выяснил: слух был порожден разговором директора психиатрической лечебницы с директором НИИ профессором Узнадзе, который, по всей вероятности, передал содержание разговора кому-то, а тот шепнул еще кому-то, и пошло…
— Надо полагать, кто-то воспользовался им в своих целях.
— Делать выводы рано. Судя по всему, смерть Саджая заслуживает внимания прокуратуры. Завтра я уточню некоторые обстоятельства и решу, как быть.
Мигриаули вернулся в управление, и его тут же вызвал к себе начальник — капитан Хинтибидзе.
— Причина смерти Саджая совершенно ясна, — категорически заявил капитан, ни о чем не спрашивая инспектора. — Он покончил с собой, узнав, что у него злокачественная опухоль. — Хинтибидзе испытующе взглянул на Джуаншера. — Вот так… Согласен? А вообще тебе повезло, — будь налицо убийство, такой бы поднялся шум, такое бы завертелось!..
— Я собираюсь допросить завтра сотрудников института и жену Саджая. Если мои подозрения оправдаются, заведем дело и передадим следователю прокуратуры… Мы, конечно, не отстранимся, будем следить за ходом расследования.
— Поражаюсь тебе: какая нужда все осложнять, почему ты пытаешься обнаружить то, чего нет? Непременно хочешь взвалить на себя дело об убийстве? Пойми, если б имело место убийство, я и сам передал бы дело в прокуратуру. Сдается, ты рвешься накликать на нас лишние нарекания. Раз мы убедились, что имеем дело с самоубийством, — незачем заводить уголовное дело! Не морочь голову ни себе, ни нам.
