Папа Михаил тоже стоял под дождем, по нашу сторону забора, и, чуть наклонив голову, звучно поцокивал тяжелыми зачарованными перстнями на пальцах. Он уже успел ему отказать.
Между ними, на металле ограды, был охранный знак княжества Шуйских – предупреждение, что никто не смеет угрожать этому дому без риска вызвать гнев хозяина окрестных земель. За спиной отца, над дверью, тускло смотрелась охранная калита Древичей – символ защиты дома могучим и закрытым воинским объединением. Для кого-то иного – знаки судьбы, достойные того, чтобы развернуться и молча уйти. Но дед – не из их числа.
– Уходи. – Для этого слова мне все же пришлось выйти из дома ему навстречу.
Дождь быстро пропитал рубашку и брюки, растрепал прическу и закапал с подбородка. Я стоял рядом с отцом, глядя на обретенного было, но навсегда потерянного деда.
– Пойдем со мной, – надавил Юсупов голосом и протянул ко мне руку. – Я отведу тебя к отцу, матери и сестре.
Я отрицательно повел головой. Потому что семья – она тут. Даже дед – и тот мог бы стать настоящим дедом, принятым в семью. Но для этого ему не следовало возвращать старую фамилию.
Небеса вспыхнули сетками молний и взревели громом гнева человека, стоящего напротив.
– Тогда я заберу тебя сам, – принял он решение и шагнул вперед.
Второй шаг он сделал по ярко освещенной солнцем траве. Даже шагнул третий, до того, как остановиться и недоуменно посмотреть в небеса над собой.
Там, где быстро расходились в стороны грозовые тучи, ведомые моей волей.
– Навсегда уходи, – отвернулся я от него и, бережно взяв отца за руку выше запястья, повел его обратно домой.
Когда мы уже дошли до калитки, позади хлопнула дверь лимузина, а шелест колес обозначил разворот машины.
Пять лет с тех пор прошло. Забыл ли дед про меня? Как видите, вспоминает иногда.
Авто лихо забралось на бордюр и подкатило к главному входу. К машине тут же метнулся мужчина лет тридцати, с видом озабоченным и обрадованным, будто все его проблемы сейчас же будут решены. На его белой рубашке красовался бейджик с эмблемой аэропорта и неопределенной должностью «Старший супервизор» чуть ниже имени «Семен».
Дверь «опеля» с моей стороны попытались вежливо открыть и недоуменно посмотрели через окно, когда это не получилось.
– Медведь, блин, – проворчал я, тоже предприняв попытку распахнуть створку.
Заклинило, и тут явно замешана тяжелая рука моего товарища. Пришлось выбираться с другой стороны и смотреть на ненатурально-счастливую улыбку встречающего, в глазах которого уже было некое сомнение. Потому что спасение редко приезжает на потрепанном «опеле».
