– Простите, что?.. – не расслышал Ферзен, с удивлением вглядываясь в собеседника.
– Беспокоиться не о чем. Вы не первый, кого этот молодой человек запугивает и шантажирует, вынуждая нарушать закон. Нам приходится сопровождать этого негодяя, оберегая спокойствие честных граждан. Сейчас мы зафиксируем ваши показания, и он, безусловно, направится за решетку. – Вернув удостоверение обратно в пиджак, полковник демонстративно достал оттуда же крохотный диктофон и положил на стол.
– Да о чем вы вообще?!
– Вам совершенно незачем беспокоиться, – успокаивающе поднял ладони Борис Игнатьевич, – вы находились под давлением и являетесь свидетелем, а не соучастником. Особенно пока сотрудничаете со следствием. – Он включил прибор и чуть переместил его поближе к центру стола. – О чем вы с ним говорили?
– Я категорически не понимаю…
Громко прозвенела мелодия «забытого» телефона, прерывая нервную беседу. Полковник выжидательно посмотрел на ректора, ректор – на него, а затем растерянно на окно, будто Самойлов должен там обнаружиться. И только посмотрев на аппарат и заметив имя абонента, ректор взял его в руки. Звонил некий «Ответьте, будьте так любезны».
Подняв трубку и выслушав пару фраз, Ферзен протянул аппарат через стол:
– Тут вам хотят напомнить о том, что у вас осталось четыре дня.
Полковник заторможенно принял трубку, приложил ее к уху. А затем смял хрупкий пластик могучей ладонью. Громко вздохнул и медленно выдохнул, откладывая обломки аппарата в сторону.
– Итак, Александр Ефремович, что этот человек от вас требовал?
– Ничего, – сложил руки на груди ректор.
– Молчите… Все молчат. Вы понимаете, что этот… останется на свободе из-за вас? Мы бессильны без вашей помощи!
– Вся государственная машина, институт расследования и дознания? – скептически приподнял бровь Ферзен.
– Вы и представить не можете, какие у него покровители! – повысил голос Борис Игнатьевич, но тут же перешел на куда более мягкий тон: – Но вы под защитой государя, вам незачем бояться, – вкрадчиво увещевал полковник и продолжил после многозначительной паузы, демонстративно выключив диктофон: – Просто скажите: что он замыслил на этот раз?
– Я скажу, что Максим будет делать, – ответил Александр Ефремович, глядя в вспыхнувшие злорадством глаза.
Может быть, Самойлов и был чудовищем…
– Он будет учиться, – с железной уверенностью продолжил ректор.
…но, пожалуй, это было самое правильное чудовище в мире.
