Глава четвертая
Почти королевское семейство
Консульство
«Именно в Люксембургском дворце, в чьих салонах так умело царствовала Жозефина, в обиход снова вошло слово «мадам». Этот возврат к традиционной французской учтивости расстроил немало чувствительных республиканцев, но вскоре этот обычай распространился и на Тюильри, где в официальных случаях ввели обращение «Ваше Высочество», а в семейном кругу — месье».
Бурьен, «Воспомининия о Наполеоне»
«Все члены семейства Наполеона обзавелись прекрасными загородными домами, в которых постоянно было полно гостей. Жозеф приобрел Морфонтен, Люсьен — Плесси, мадам Леклерк — Монгобер. Веселые прогулки на озерах, публичные декламации, бильярд, литература, рассказы о привидениях, нередко очень таинственных, раскрепощенность и свобода придавали каждому часу в Морфонтене неповторимое очарование.
Герцогиня д’Абрантес, «Мемуары»
Теоретически страной правили три консула, но на практике — только один, Первый. И даже мудреная конституция не могла скрыть от глаз постороннего тот факт, что Франция превратилась в военного диктатора. Однако Наполеон знал, что требовалось французам: возврат к католической вере, конец разбойничьим бандам, терроризирующим деревню, и здоровые финансы. Помогали ему в этом два самых проницательных политика того времени — Фуше и Талейран. Первый остался в правительстве в качестве министра полиции, а второго Наполеон поставил во главе министерства иностранных дел. Шарль Морис де Талейран, в прошлом епископ Отенский, прослужил Наполеону целых восемь лет, и пока этот бледный, неуклюжий хромец поддерживал режим, прочность того не вызывала ни у кого сомнений.
Бурьен, приятель Наполеона и его доверенный личный секретарь в эти годы, является для нас единственным очевидцем того, как его хозяину удалось превратить консулат в монархию. По его словам, «спать в Тюильри, в опочивальне королей Франции, — единственное, чего желал для себя Наполеон, ведь все остальное попросту приложится». И тут же добавляет: «Вскоре Люксембургский дворец показался ему мал». Этот дворец был официальной резиденцией Директоров. Первому консулу потребовалось ровно сто дней, чтобы перенести резиденцию. Постепенно из забвения извлекли на свет божий и придворный этикет. Наполеон облачился в пышный костюм из красного бархата, как подобало его положению; до этого бархат был запрещен как «недемократичный». Консульская гвардия должна была отдавать ему королевский салют. По словам Бурьена, «первостепенной задачей Бонапарта было стереть республику, даже в мелочах, и таким образом подготовить почву для введения монархии, со всеми обычаями и церемониями, оставалось только изменить наименование режима». И верно, он дошел до того, что стал указывать Жозефине, что той надевать, и частенько выражал неодобрение декольтированных нарядов, так как им недоставало царственного величия. И тем не менее Наполеон все еще был ошеломлен собственным успехом. В течение первых дней, проведенных им в начале своего консульства в Мальмезоне, он забавлялся тем, что увеличил доход со своего поместья на 8 тысяч франков. «Неплохо, — комментировал он, — но чтобы здесь жить, требуется доход не менее 30 тысяч франков». Бурьен отмечает, что никогда еще не видел Первого консула более счастливым, нежели в милых садах Мальмезона. Здесь он играл в чехарду с Евгением и Гортензией. Последняя постепенно преодолела свою нелюбовь к нему, хотя, когда ей было тринадцать, вскоре после того, как Наполеон стал ее отчимом, она написала ему письмо, в котором спрашивала, зачем он вообще женился, коль у него столь низкое мнение о женщинах. Восстановление дружеских отношений протекало под косыми взглядами. Само собой разумеется, это был тот период, когда семейство Бонапартов высоко вознеслось над миром. Причем ненависть к Жозефине возрастала вместе с привязанностью к ней супруга. Что ж, имелась причина для опасений: Жозефина поддерживала идею реставрации монархии в том виде, в каком та существовала до 1789 года, причем Наполеону отводилась роль генерала Монка, реставрировавшего династию Стюартов в Англии, и звание констебля Франции.
