1 июня на Марсовом поле, в церемонии, вошедшей в историю как «Champ de mai»[19], на которой присутствовало 50 тысяч военных и 200 тысяч гражданских лиц, был принят «Дополнительный акт». По этому поводу архиепископ Турский отслужил высокую мессу и пушки прогрохотали салютом, после чего Наполеон — в одеждах едва ли не жреческих — принял совершенно бессмысленную присягу новой конституции. Его сопровождали Жозеф, Люсьен и Жером — каждый в придворном платье. В целом мероприятие оказалось довольно успешным. Пожалуй, многие согласились бы тогда с герцогом де Бролье:
«Я видел, как мимо шагал императорский взвод в изысканных церемониальных костюмах — раскачивающиеся перья, мягкие шляпы, короткие испанские плащи, белые атласные панталоны, ботинки с розетками и все такое прочее. Этот спектакль в момент зловещего кризиса, когда Франция находилась на грани иноземного вторжения и расчленения (и все из-за этих прекрасных господ и их прихотей), этот спектакль, повторяю, наполнил меня возмущением и презрением».
II июня, в воскресенье, в Елисейском дворце состоялся спокойный семейный обед. Присутствовали император, три его брата, их мать, Жюли и Гортензия. Позже к ним присоединились дочери Жюли и сыновья Гортензии. Обед стал для Наполеона, безусловно, радостным событием, хотя, по мнению Гортензии, его веселость была неестественной. Это была последняя встреча клана со своим предводителем.
Однако император был уже не тем. В тот самый день он заметил супруге генерала Бертрана: «Что ж, мадам Бертран, будем надеяться, что нам не придется жалеть об острове Эльба!» В то утро генерал Тьебо наблюдал за Наполеоном во время мессы в капелле Елисейского дворца.
«Его взгляд, когда-то пугавший своею пронзительностью, утратил не только силу, но и пристальность. Его лицо, которое, как я не раз замечал, светилось динамизмом или же казалось отлитым из бронзы, потеряло всю выразительность, на нем не осталось и следа былой силы. Да и голову он теперь носил не как прежде, когда в нем виделся властелин мира. Его походка стала такой же неуклюжей, как и осанка, а в его жестах чувствовалась неуверенность. Буквально все в нем было каким-то ссохшимся и перекореженным. Когда-то естественная бледность его кожи приобрела землистый зеленоватый оттенок».
В Вандее в защиту короля снова поднялась «католическая и королевская армия», и хотя она была разгромлена, на это понадобилось около 10 тысяч императорских солдат (важная деталь, способная принести победу или поражение в грядущей кампании против союзников). Веллингтон и Блюхер уже двигались в Бельгию, ведя за собой 200 тысяч человек. И хотя император не мог противопоставить им равную по численности армию, та, что у него имелась, была поистине первоклассной — ветераны, возвратившиеся из Германии и Испании, или же горящие энтузиазмом добровольцы были совершенно иного калибра, нежели «марии-луизы» 1813–14 годов. Несмотря на полное фиаско Жозефа в предыдущем году, его снова оставили в Париже в качестве президента министерского Совета, правда, только с правом решающего голоса, но без неограниченных полномочий. Люсьен заседал в Совете, а Жером отправился на фронт в качестве командующего дивизионом.
