Тем не менее весь клан ринулся в Париж. Первым объявился Жозеф. Он прибыл в столицу 23 марта, три дня спустя после императора. Узнав, что швейцарцы намерены арестовать его, Жозеф спешно оставил Пранжен, закопав в одной из «лисьих нор» алмазов на сумму пять миллионов франков. Жозефу было поручено собрать семью, хотя большинство Бонапартов уже торопились в Париж. Наполеон написал Марии-Луизе, однако ответа не последовало. Император лично писал ей из Осера: «К тому времени, как ты получишь это письмо, я буду в Париже. Приезжай и привози ко мне сына». Но к этому времени она уже была безумно влюблена в Нейпперга и ужасно переживала, как бы новая авантюра ее супруга не стоила ей Пармы.
Императора несколько утешило неожиданное появление Люсьена, прибывшего в Париж 10 апреля с поручением от папы. Последний просил Наполеона защитить папские земли от посягательств короля Иоахима. В течение месяца произошло полное примирение. Люсьен получил в качестве городской резиденции Пале Рояль и в придачу титул принца империи. И все же он был в отчаянии от проводимой братом политики. Подобно Жозефу, Жером тоже пребывал в страхе перед возможным арестом и поэтому бежал из Триеста. Однажды в полночь, переодевшись матросом, он отплыл на небольшом неаполитанском судне, бросив Екатерину одну с ребенком на руках, а затем из Неаполя направился во Францию. Единственным из членов клана, кто не бросился очертя голову к императору, был Евгений. Он достаточно настрадался и теперь горел одним желанием — сохранить ради детей и семьи свои солидные личные капиталы. Гортензия оставалась в Париже на протяжении всей ссылки отчима, и вначале император держался с ней довольно холодно. «Ни за что бы не подумал, что ты предашь меня, — упрекал он ее. — Уж коли ты делишь с семьей ее успехи, будь добра разделить и невзгоды». После того как Гортензия расплакалась, Наполеон смягчился: «У тебя не найдется ни одного — оправдания, но ты ведь знаешь, что я любящий отец. Успокойся, я прощаю тебя. И забудем этот разговор». Тем не менее Гортензия пришла в ужас, узнав, что Наполеон не прочь заново отвоевать Бельгию.
Тем временем Летиция высадилась в Неаполе, где поселилась во дворце Портичи, этом неаполитанском Фонтенбло на окраине столицы с видом на залив. Каролина получила отменную головомойку за предательство Наполеона. Когда же она попробовала оправдываться, что, мол, не смогла удержать Мюрата, «мадам мать» отвечала: «Только через твой труп мог твой супруг замахнуться на твоего брата, вашего благодетеля и повелителя!» Дядя Феш тоже находился в Портичи, по-прежнему розовощекий и на удивление моложавый, хотя и не в лучшей своей форме. Услышав о побеге Наполеона с Эльбы, он воскликнул: «Мой племянник не иначе как сошел с ума!» Там же в Портичи находились Жером и Жюли. Первый пытался добраться до Франции сухопутным путем, но был вынужден повернуть назад, когда около Флоренции едва не попал в лапы к австрийцам. Вдвоем с матерью Жером посетил представление в Сан-Карло, где сидел вместе с хозяйкой в королевской ложе. Тем не менее вскоре «подавленная телом и душой», как Жером, пишет в своих мемуарах, Каролина поставила гостей в известность, что они должны как можно скорее покинуть пределы ее королевства. Летиция, Феш, Жером и Жюли в карете добрались по кишащей бандитами местности до прибрежной крепости Гаэты, где они оставили детей Мюрата, а сами взошли на борт французского боевого корабля «Дриада», присланного для них императором. По пути во Францию им пришлось пристать к берегу на Корсике, чтобы избежать встречи с британским патрульным судном, и поэтому они провели два часа в Бастии, где принимали местную знать, а затем отплыли дальше. Это был последний раз, когда Летиция навестила свой родной остров. 22 мая Бонапарты сошли на сушу в Гольф-Жюане, где 2 марта высадился Наполеон, и 2 июня, наконец-то, достигли Парижа.
