— Все-таки ты нашел меня, — шепчет Келли, приближая свое лицо к моему.
Что происходит дальше, я не совсем понимаю. То ли она целует меня, то ли мы целуем друг друга — в эти минуты время совершенно перестало течь, так что, возможно, мы не целовались вовсе. Но мне совершенно ясно и останется ясным до последних дней моей жизни одно: за миг до того, как секунды перестали сменять друг друга, я обнимаю ее обеими руками, и Келли Дэйл, не опираясь больше на локти, ложится на меня всей тяжестью — ложится, как мне чудится, с негромким вздохом облегчения. Я чувствую на лице тепло ее кожи, и это ощущение общего тепла, которое мы разделяем, кажется мне гораздо более интимным и нежным, чем любой поцелуй.
Теперь Келли лежит на мне целиком, но — необъяснимо! — прижимается ко мне все тесней и тесней — тело к телу, кожа к коже. Даже больше: она проникает, просачивается, входит в меня, и я тоже проникаю в нее способом, не имеющим ничего общего с заурядным соитием. Она течет сквозь меня, как призрак проходит сквозь стену — течет медленно, чувственно, но без какого-либо сознательного усилия, сливаясь, сплавливаясь со мной, и все же ее тедр сохраняет форму и остается осязаемым даже тогда, когда оно движется внутри меня, словно молекулы наших тел стали звездами двух галактик, которые беспрепятственно проходят одна сквозь другую, не сталкиваясь физически, но навсегда изменяя сложившийся в этих мирах порядок вещей.
Я не помню, чтобы мы разговаривали. Я помню только три вздоха — вздох Келли Дэйл, свой собственный и вздох ветра, заставивший замерцать последние угли в костре, который каким-то образом успел догореть, пока время застыло.
Я проснулся уже один — проснулся и сразу понял, что все изменилось. Свет и сам воздух стали какими-то другими. Возможно, впрочем, заметить и оценить эту разницу способен был один я. За последнее время все мои чувства обострились невероятно, я стал воспринимать мир гораздо полнее, словно рухнула невидимая преграда между мной и окружающим.
Стоило миру измениться, и я сразу это почувствовал. Сейчас он был более реальным. Более постоянным. Я чувствовал себя как прежде, но мир вокруг меня стал как будто беднее.
Мой джип стоял на площадке для кемпинга. Палатка тоже находилась там, где я ее оставил, но рядом стояли другие машины и другие палатки. И другие люди. Пожилой мужчина и пожилая женщина — очевидно, супружеская пара, — завтракавшие возле своего «виннебаго», приветливо кивнули мне, когда я проходил мимо. Я хотел помахать им в ответ, но не смог.
