— Кто это? — в один голос шепотом спрашиваем мы.
— Борец за идею, социальную справедливость и мировое братство. Предводитель коммунистической партии номер один, — отвечает папаша Тодеро.
— Вау! — кричит Мурка. — Давненько я не видала живого коммуниста! — И она опускается на корточки. — Какой мужчина! Да это же просто… просто Че Гевара какой-то!
Чегевара открывает мутные глаза, слабо шевелится и делает попытку встать.
— Лежи, лежи, миленький! — удерживает его Мурка. — Тебе надо силы беречь! Тебе еще за наше счастье бороться!
И Мурка задумывается, что бы еще такое приятное сказать Чегеваре.
— Коммунизм — это молодость мира, — со знанием дела сообщает она ему. — Но к чему умирать молодым? Правда, котик?
Котик улыбается идиотской улыбкой и кивает. Мурка хватает со стола остатки нашей пиццы и запихивает в рот котику.
— Ему надо поддерживать угасающие силы, — заявляет она на наши с Мышкой слабые попытки спасти свою пиццу. — А я люблю сильных мужчин.
После кормления она подхватывает Чегевару под мышки и ставит на ноги.
— Мы на партсобрание! — говорит она. — Вы с нами?
И мы выходим в проем разрушенной двери, хрупая стеклом.
На улице соратники Чегевары уже поднялись с земли, отряхнулись, почистились и подобрали свои палки. При ближайшем рассмотрении палки оказались лозунгами и транспарантами с непонятными надписями. Мурка требует, чтобы я немедленно перевела ей требования этой лучшей половины итальянского народа, но я не в состоянии. Буквы пляшут, как на деревенском празднике. Кажется, что их выводили люди, находящиеся в наркотическом трансе. Поняв, что толку от меня никакого, Мурка обходит компанию и каждому подает руку.
— Здравствуйте, товарищ! — говорит она. — Привет из революционной России!
Мы бессмысленно толчемся рядом. Мурка потихоньку осваивается, выстраивает товарищей по росту, велит развернуть транспаранты, притаскивает из пиццерии деревянные ящики и сооружает из них трибуну. Взобравшись на ящик, она обводит собрание грозным взглядом.
— Но пасаран! — выкрикивает Мурка и выбрасывает вперед кулачок.
— Но пасаран! — вторят ей граждане свободного города.
Кто «но пасаран»? Куда «но пасаран»? Откуда? С какой целью?
Мурка задумывается. Больше никаких революционных призывов она не знает. Стихийный митинг грозит загнуться на корню. Но Мурка не была бы Муркой, если бы не нашла что сказать.
— Свобода, равенство, братство! — провозглашает она.
И с ней нельзя не согласиться. Граждане открывают рты, чтобы адекватно ответить на это заявление, но тут из-за угла появляется полицейская машина. Дребезжа всеми частями тела, машина подкатывает к собравшимся. Два дюжих карабинера вылезают из кабины, лениво подходят к нашей Мурке и Чегеваре, с привычной деловитостью скручивают им руки и суют в кузов, как двух полудохлых курят. Дверцы захлопываются. Машина, переваливаясь на ухабах, трогается с места. Мы бежим следом. Проехав сто метров, воронок останавливается у полицейского участка, и Мурку с Чегеварой извлекают на свет.
