— А! — вякает Черрути. И еще раз: — А-а-а!
Впечатление такое, будто он пробует голос перед оперной арией. Потом Черрути несколько осваивается с ситуацией и голос его крепнет.
— А-а-а-а-а! — орет он. И звук этот полон ужаса.
Тут я тоже пугаюсь. Неужели у меня что-то с лицом? Что-то страшное? Я судорожно ощупываю нос и щеки. Вроде все в порядке.
— А-а-а-а! — орет Черрути.
Наконец он замолкает.
— Ну что ты? Чего орешь? — ласково спрашиваю я. Мама учила меня не раздражать сумасшедших.
Черрути с трудом переводит дыхание.
— Кто ты? — тихо спрашивает он.
Ей-богу, странный вопрос. Что он ожидает услышать? Мою автобиографию? Должность? Социальное положение? Гражданское состояние?
— Я Мопси, — просто отвечаю я.
— Моп-си… — повторяет он по слогам. — Мопси — это что?
— Мопси — это я, — еще ласковей говорю я.
Дать ему подробные объяснения я не в состоянии — нет у меня такого запаса иностранных слов. После краткого раздумья я лезу в сумочку за русско-итальянским разговорником. Тут Черрути ведет себя еще более странно. Он бросается на меня с тигриной прытью и выхватывает сумочку из рук.
— Нет! — кричит он. — Я сам! — И срывает с моей сумочки замок.
Я пытаюсь протестовать. Что, честное слово, за безобразие такое! Это все-таки моя сумка! Но Черрути, видимо, считает иначе. Он опрокидывает сумочку и вытряхивает вещи прямо на землю. Моя чудная пудреница от Живанши прыскает на булыжник зеркальной россыпью. Черрути роется в сумке. Наконец останавливается, поднимает голову и медленно подходит ко мне.
— Где? — грозно спрашивает он и сует раскрытую сумку мне под нос. — Где товар?
— Какой товар? Вермишель? Рис? Шерстяные носки? Мормышки?
Я со всей доступной мне вежливостью объясняю Черрути, что никакого товара у меня нет, но если надо сбегать чего-нибудь купить, то я готова, лишь бы не оставаться с ним наедине. Черрути не внемлет. Он хватается за голову и пытается лишить ее волосяного покрова. Он вздыхает, охает, ахает, стонет и скрипит зубами. Потом задумывается.
— Ты — вместо Лауры, — не спрашивает, а констатирует он. — Где товар?
— Я не знаю Лауры, — с трудом подбирая слова, говорю я.
— Почему в этом костюме? — спрашивает Черрути.
— В магазине купила, — честно отвечаю я.
— Раз в костюме, значит, вместо Лауры, — резюмирует Черрути, но тут его взгляд падает вниз, где в грязи и пыли валяются мои вещи. Он наклоняется, подбирает мой паспорт, раскрывает и начинает разглядывать. — Так ты — русская? — В голосе его слышно такое изумление, будто в паспорте написано, что я прилетела с Марса.
