На следующий день я проснулась под будильник. Не из-за папы. Хм. Все еще в пижаме, с несвежим утренним дыханием и вороньим гнездом на голове я поплелась к его комнате и постучалась. Тишина.
– Па? Ты еще спишь?
Опять тишина. Только я собралась постучаться еще раз, как кто-то похлопал меня по плечу. Я подскочила.
– Доброе утро, мелкая.
Папа протянул мне чашку чая, и я улыбнулась.
– Чем я заслужила обращение, как с принцессой?
Он запустил руку в волосы и зевнул. И тут я заметила, что он тоже все еще был в пижаме – поношенной футболке с символикой «Клипперс»[11] и фланелевых штанах.
– Ну, наши планы изменились. Вы с Роуз сегодня работаете в фургоне без меня.
Чай обжег язык.
– Что? Ты заболел?
– Нет.
– Эм… у тебя встреча?
– Нет.
– Тогда что?
Его глаза загадочно блеснули, отчего по коже побежали мурашки. Такой блеск унаследовала и я. И он никогда не означал ничего хорошего.
– Это тест.
Я застыла.
– Нет.
– Да.
– ПАПА! – прокричала я.
Он указал на меня пальцем – это выглядело строго и одновременно нелепо, учитывая спутанные волосы и широкую футболку.
– Вам с Роуз надо научиться ладить. Не просто терпеть друг друга и работать, а действительно поладить. Она хорошая девушка, и я хочу, чтобы ты это увидела.
Я громко выдохнула.
– Хорошо, доктор Филл. Но Роуз ушла, помнишь?
– Я поговорил с ее родителями, и они убедили ее попытаться в последний раз. Точнее… не раз, а неделю.
Я потрясла головой, словно в моих ушах скопилась вода.
– Что, прости?
Папа уже был одной ногой в комнате.
– Да, тест продлится неделю. Удачи вам сегодня, увидимся!
Он поспешил внутрь и запер дверь.
Я заколотила по ней.
– Ни за что!
Его голос зазвучал приглушенно:
– Роуз ждет тебя на стоянке. Вы уже знаете, что делать. Меня не беспокоят ошибки, я лишь хочу, чтобы вы все выяснили, иначе осенью вас отстранят, а ты будешь наказана на все лето! – Он сделал паузу. – Мне писать только в экстренных случаях.
– От меня ты получишь только фотографии морского желудя! – Папа очень остро реагировал на снимки предметов с кучей отверстий или бугорков, например, морских желудей и стручков. Это отвращение/страх, называемый трипофобией, всегда являлся моей последней надеждой и способом манипулирования, когда папа вел себя глупо. Например, как сегодня.
– И чем ты собираешься заниматься весь день? – прокричала я через дверь.
