— Негодяй я, барин, подлый ворюга! Ведь я все барское добро пропил да прогулял, сундук и тот… Черт меня попутал, от горя не знал, что делать. Тоска такая меня взяла, а стервецы эти все подзуживали. Трегубов да новый — Мельниченко, он еще похуже Трегубова будет. Сам не знаю, как получилось, простите мне в последний час, барин, а то не будет мне никогда покою.
Губы пана зашевелились, и Франек снова припал ухом и слушал с открытым ртом, внимательно, чтобы не проронить ни слова.
— Погубил я тебя… В неволю… На всю жизнь… Я тебе приказал… На всю жизнь… Из-за меня… Прости меня, Франек… Я уже не пан… Умираю… Не так, как надо, все шло… Подлый мир… Несправедлив я к тебе был… Прости…
Очень испугался Франек и не знал, что ответить на эти слова. Погладил барина по седой, влажной от пота голове и стал успокаивать, как ребенка:
— Еще выздоровеем, барин, еще вернемся в Злотую Волю. Барин будет отдыхать от каторги, а мне, старому, управляющий даст работу, какую полегче: дорожки в саду убирать, или там вязать перевясла, либо грибы да ягоды собирать в лесу, лишь бы было за что миску харчей получить.
— Глупый… Как вернемся… Будешь у меня в доме как брат… Велика моя вина… Коли жив буду, искуплю… А ты мне прости…
— Да за что, барин, прощать-то, добры вы ко мне были всегда, лучше и не надо. Где это и когда, чтоб пан с мужиком…
— Не пан я уже… Говори мне «ты». Может, останусь в живых, награжу… Не так я с тобой обходился, как надо бы… Семнадцать лет!.. Говори мне «ты». Приказываю!
— Ой, да как же так!..
— Если умру, а тебя отпустят, пиши письмо пани… Нет, лучше паненке, Янке… Чистая душа… Панич, молодой хозяин, странный… Слишком умен… Мы такими не были… Пиши, пусть денег на дорогу… Приедешь… Земли моргов двадцать, леса на хату… Двух коней, две коровы… Деньгами пусть еще дадут…
— Да много, барин!
— Молчи… Слушай!.. Молодому пану все расскажи. Как отец мучался… Бесчестье… В кандалах… Голова обрита… Розгами… По зубам били… Все расскажи… Научи его… Пусть уважает людей… Поздно. Семнадцать лет думал… Только в последний час… Пусть по-другому… Ты присмотри!
Долго еще шептал барин, но Франек, как ни старался, ничего разобрать не мог. Еще подрагивали у пана синие губы, но глаза уже то и дело закрывались, точно примериваясь к вечному сну.
Всю ночь просидел Франек возле умирающего, жалостно смотрел и вздыхал. Даже про больные ноги свои забыл — все только ждал, не раскроет ли пан глаза, не промолвит ли еще хоть словечко.
