Все-таки Конрад многое мне приоткрыл.
Оказывается, здесь, в Варшаве, создано пять рабочих кружков; оказывается, в Женеве выходит журнал, за границей выросла смена молодых борцов. Недалек час, когда к нам через бдительно охраняемые царские границы начнет в изобилии поступать подпольная литература, когда на наших заводах и фабриках развернут работу тысячи революционных организаторов. Могучие, животворные соки потекут по жилам нашего одряхлевшего общества. Варшава станет центром революционного движения, а вся страна покроется сетью организаций: в Домброве объединяются шахтеры, в Лодзи поднимаются на борьбу тысячи ткачей. Волна движения крепчает. Волна шумит. Да, да, так будет, это правда. Да здравствует Революция!
Со мною творится что-то необыкновенное. Во мне пробуждается новый человек, счастье переполняет мое сердце.
О, мне хорошо знакомо это чувство! Впервые я испытал его давно — еще в молодости. Теперь вновь повеяло на меня горячим дыханием юности, тех далеких лет, когда воображение рисовало чудные, необычные картины, душу переполняло смутное томление, сердце стремилось к чему-то великому. Эти детские сны, эти тайны некому было поверить. Перед моим мысленным взором вставала новая и счастливая жизнь, которую нужно построить, и все средоточие зла, с которым предстоит сразиться. Сердце замирало, душа была полна предчувствий. Где-то зреют могучие, грозные силы; скрытые глубоко под землею, они клокочут там, их не видно, но в действительности именно они управляют человечеством. Неузнаваемо, словно от колдовского заклинания, меняется облик мира, меняются люди. И надо отречься от всего, чему поклонялся, полюбить то, что еще вчера презирал, суметь в сегодняшнем друге распознать заклятого врага. Молодой, почти еще детский ум совершал огромную, непосильную работу. А где можно было взять в то время литературу, ту, которая запрещена? Ведь ее и сейчас трудно достать. Тогда же не было никаких теоретических положений, никаких программ, мы руководствовались только чувствами. Кто как умел, так и учил другого. Кто что узнавал, то и передавал дальше, таинственным шепотом в потемках сообщал товарищам услышанное. В эти тайны посвящал меня Лелик Боркович — он теперь директор большой нефтяной компании на Кавказе. А тогда мы оба были учениками шестого класса. Торжественно и громко произнес я длинную и страшную, придуманную самим Леликом клятву хранить тайну. Посвящение происходило не сразу, а постепенно. Тернистым и трудным был мой путь к познанию того нового мира, что открылся передо мною. Но за это меня ждала награда: я научился проникать в самую суть истины. Теперь без помощи Лелика, без его длинных, запутанных, а подчас и неверных объяснений (а он всячески старался утвердить свое превосходство надо мною), я сам разбирался во всем. Торжественно была создана ячейка, куда, кроме меня и Лелика (он был, разумеется, председателем), входил еще один странный паренек — Костик Окпиш
