— Царю-любый, не встанем! — отвечали челобитчики. — Пока ты стоишь, нам лежать. Сядешь — подымемся, благословясь. Ляжешь — из кожи воспрыгнем, а возлетим!
Дмитрий присел тогда на уголок стрельницы, а истцы с удовольствием, но с прежней суровостью лиц встали с камней. Один в рост получился на две головы выше царя, ветер сразу же запутался в его кудрях, за плечами его проходили белые невозделанные облака, а чуть ниже парили гирлянды и гроздья и отдельные полушары церквей московских.
— Царю светлый! — заговорил великоросс. — Только ляху не вели твою пресветлость и темноту нашу в сумление вводить! Он вроде и по-нашему, да на свой лад лает! Как мы из человечков в люди вырастали — от малой лавчонки в гостиную сотню, с городовых дворян до выборных, — не псов-рыцарей это печаль. И с какого боку дурочек своих нам к делу примостить, уж не спросимся у пана-драна!.. А ежели наше бабье с гусарьем ихним шкодить почнёт, выучим, как нонича, — и жён, и всех свистунов железных — истинному правонравию!.. Царя на подмогу возьмём! — Великан горбился, стараясь войти гетману прямо в глаза — под каску. — Неча со своим свиным содомом в третий ряд, аки в калашный Рим!..
— Аки каки? — переспросил Дворжецкий.
Чтобы не задирать к высоченному подданному головы, Дмитрий глядел чуть в сторону — на храмы. Плеяды куполов вдруг обернулись перед ним обыкновенным, только перевёрнутым клубнями вверх, огородом. Округлые, тусклые с одной стороны корнеплоды — позолоченные луковицы, чистые редиски и голубые морковины были посажены в мягкое небо как будто недавно и на вид ещё не имели с ним соединительных хвостиков.
Дмитрий заверил челобитчиков, что царь на помощь царству завсегда придёт, и велел передать всем, кто прислал их, что ни Польша, ни Литва не убегут кары — злочинцев он засудит по закону. При сих словах царь встал с угла бойницы — стоять истцам долее было нельзя, хотели снова пасть плашмя, но царь уже прощался с ними, и посему всё, чтобы не менять обычая, поспешили к лестнице в ближней башне.
— Ляхам своим, государь, не верь, будто они нас так боятся! — успел предупредить Дмитрия уже на ходу рослый кустарь. — Наши кувалды сильны, — приподнял он окоченевший сдобой кулачище, — да тупей ляхских шашек, и лёты их пуль длиньше жердей! — закончил он с обидой, последним шаг за шагом уходя в башню.
Капитаны спустились во двор по другой лестнице. Им было предложено почухаться немного возле лошадей.
Станислав Вацлович присел на тёплый красный камень рядом с Дмитрием.
