Последний вопрос был задан Хэстену.
– Вы одинакового роста, – ответил Хэстен.
– И оба одинаково красивы, – сказал Зигфрид и засмеялся.
Он обхватил меня руками; от его плаща несло прогорклой вонью. Зигфрид обнял меня и сказал:
– Добро пожаловать, господин Утред, добро пожаловать!
Шагнув назад, он ухмыльнулся.
В тот миг он нравился мне, потому что его улыбка была искренне теплой.
– Я много о тебе слышал! – заявил он.
– А я о тебе, господин.
– И, без сомнения, мы оба слышали много лжи! Но хорошей лжи. А еще у меня с тобой была ссора.
Он выжидающе ухмыльнулся, но я ничего не ответил.
– Джаррел, – объяснил Зигфрид. – Ты убил его.
– Убил, – согласился я.
Джаррел возглавлял команду викингов, которую я перерезал на Темезе.
– Мне нравился Джаррел, – сказал Зигфрид.
– Тогда тебе стоило посоветовать ему избегать Утреда из Беббанбурга, – отозвался я.
– Это верно, – согласился Зигфрид, – как верно и то, что ты убил Уббу.
– Убил.
– Его, должно быть, нелегко было убить? И Ивара!
– Я убил и Ивара, – подтвердил я.
– Но он был уже стар, ему пора было уходить. Его сын тебя ненавидит, ты это знаешь?
– Знаю.
Зигфрид насмешливо фыркнул:
– Его сын – ничтожество. Кусок хряща. Он тебя ненавидит, но почему сокола должна заботить ненависть воробья?
Он ухмыльнулся мне, потом посмотрел на Смоку, моего жеребца, которого водили по арене, чтобы он медленно остыл после длинного путешествия.
– Вот это конь! – с восхищением проговорил Зигфрид.
– Да, – согласился я.
– Может, отобрать его у тебя?
– Многие пытались это сделать.
Зигфриду понравился ответ. Он снова засмеялся и, положив мне на плечо тяжелую руку, повел меня к кресту.
– Ты сакс, как мне сказали?
– Сакс.
– Но не христианин?
– Я поклоняюсь истинным богам, – ответил я.
– Может, за это они тебя любят и вознаграждают.
Зигфрид сжал мое плечо, и даже сквозь кольчугу и кожаную одежду я почувствовал его силу. Потом он повернулся.
– Эрик! Ты что, стесняешься?
Его брат выступил из толпы. У него были такие же густые черные волосы, но крепко завязанные кожаным шнурком, и постриженная борода. Он был молод, не больше двадцати или двадцати одного года, и его широкое лицо с блестящими глазами выражало любопытство и в то же время доброжелательность.
Только что я удивился тому, что мне нравится Зигфрид, но меня вовсе не удивило, что мне понравился Эрик. Он легко улыбался, лицо его было открытым и бесхитростным. Как и брат Гизелы, он относился к людям, которые располагают к себе с первого взгляда.
