– Мертвец говорит, – сказал мне Этельвольд.
В кои-то веки он был трезв. Трезв, серьезен и полон благоговения.
На мой дом налетал ночной ветер. Свечи мерцали, разгораясь красным, на сквозняке, задувающем в дымовую дыру в крыше и сквозь щели дверей и ставен.
– Мертвец говорит? – переспросил я.
– Труп, – сказал Этельвольд. – Он поднялся из могилы и говорит.
Он уставился на меня широко раскрытыми глазами, потом кивнул, словно подчеркивая, что рассказывает правду. Подался ко мне и зажал руки между колен.
– Я его видел, – добавил он.
– Говорящий труп?
– Он встал!
Этельвольд сделал жест, показывая,чтоименно имеет в виду.
– Кто «он»?
– Мертвец. Он встал и разговаривает!
Этельвольд все еще пристально смотрел на меня, и на лице его было написано негодование.
– Это правда, – добавил он.
Судя по его тону, он понимал, что я ему не верю.
Я подвинул скамью поближе к очагу.
Прошло десять дней с тех пор, как я убил викингов и подвесил их тела над рекой.
Ледяной дождь шуршал по тростниковой крыше и колотил в запертые ставни. Две мои гончие лежали перед огнем; одна печально посмотрела на меня, когда я зацарапал по полу скамьей, потом снова опустила голову.
Дом этот построили римляне, поэтому пол был выложен плиткой, стены были каменными, но тростниковую крышу я уложил сам. Дождь плевался сквозь проделанное в ней дымовое отверстие.
– И что же говорит мертвец? – спросила Гизела – моя жена и мать двоих моих детей.
Этельвольд ответил не сразу, может, потому, что считал – женщина не должна принимать участия в серьезном разговоре. Но по моему молчанию он понял: Гизела вольна говорить в собственном доме. И Этельвольд слишком нервничал, чтобы настаивать, чтобы я ее отослал.
– Он говорит, что я должен быть королем, – негромко признался он и посмотрел на меня, боясь, как я отреагирую.
– Королем чего? – прямо спросил я.
– Уэссекса, конечно, – ответил Этельвольд.
– А, Уэссекса, – отозвался я, словно никогда не слыхал о существовании подобного места.
– И ядолженбыть королем! – запротестовал Этельвольд. – Мой отец был королем!
– А теперь король – брат твоего отца, – сказал я. – И люди говорят, что он хороший король.
– А что говоришь ты? – с вызовом спросил Этельвольд.
Я не ответил. Многие знали, что мне не нравится Альфред и что я не нравлюсь ему, но это не означало, что племянник Альфреда, Этельвольд, будет хорошим королем. Этельвольду, как и мне, было под тридцать, и он имел репутацию пьяницы и распутного дурака.
