При первых звуках мушкетных выстрелов Гамильтон испытал знакомый болевой толчок в висках. Нет, это был не страх — за месяцы войны страх в нем притупился, сделался чем-то вроде привычной мозоли, неудобством, с которым придется жить ближайшие годы. Скорее это было некое смешение вражды и злобы, овладевшее им при виде неприятельских кораблей на Гудзоне, горящих домов Манхэттена, при свисте ядер в небе над Брансвиком.
«Ах так! — хотелось крикнуть ему. — Вы — так?! Ну погодите!..»
В этом закипавшем чувстве было что-то звериное. Оно существовало на уровне инстинкта. Наверное, так бизоны заранее ощущают приближение волков и койотов и спешат сомкнуться нарасторжимым строем.
Стрельба усиливалась.
Слезящимися глазами Гамильтон вглядывался в белесую пелену.
Ага, вот и шпиль церкви!
На плане Трентона она размещалась как раз на перекрестке, указанном ему главнокомандующим.
Артиллеристы катили пушки на указанную позицию. Сзади них Габриэль Редвуд с трудом удерживал выпряженных лошадей.
Кинг-стрит полого уходила вниз, к реке.
Полуодетые гессенцы выскакивали из домов, на ходу пытаясь заряжать мушкеты.
— Заряд забивай! — командовал Гамильтон. — Картечь забивай! Фитили зажечь! Наводи! От стволов! Пли!
Первый залп окутал батарею дымом, ударил по ушам тугой волной.
— Прочищай! Заряд! Картечь! Наводи!
Банники мелькали в привычных руках заряжающих, наводчики снова припали к стволам.
Ветер унес пороховой дым, открыл мостовую, заваленную ранеными и убитыми.
Выскакивавшие из домов гессенцы пытались выстроиться в боевой порядок.
— Пли!
Улица опять опустела, уцелевшие исчезали в боковых переулках.
Гамильтон обернулся на топот копыт.
Кавалькада всадников приближалась по Пеннингтонской дороге.
Знакомая фигура вынырнула из снежной пелены.
— Браво, капитан! — прокричал Вашингтон. — Задайте им еще!
Мушкетная стрельба приближалась. Буран из смертельного врага вдруг превратился в союзника — бил защитникам города в лицо.
Несколько человек в конце улицы выкатили медную кулеврину, стали наводить на нападающих, но не успели. Очередной залп разметал их, как кегли.
С победным криком, выставив штыки, американцы ринулись преследовать бегущего врага.
Впоследствии, читая отчеты о бое под Трентоном, Гамильтон не мог поверить, что он длился всего сорок пять минут. Еще труднее было поверить в то, что потери американцев ограничились четырьмя ранеными и двумя замерзшими насмерть во время похода. Противник потерял около сотни ранеными и убитыми, более девятисот человек были взяты в плен. Победителям достались большие запасы пороха, продовольствия, обмундирования, мушкетов, несколько орудий.
