БАС: Рано утром, накануне дня инагурации президента Рузвельта, у бокового входа в отель "Мэйфлауэр" в Вашингтоне, остановилось такси. Жена новоизбранного президента прошла мимо дежуривших телохранителей и скользнула на заднее сиденье рядом с Лореной Хикок. Такси доставило пассажирок на кладбище Рок Крик. Там Элеанор привела свою подругу к статуе, изображавшей женщину, укрывшуюся под плащом с капюшоном. Называлась статуя "Горе". Впоследствии Лорена рассказывала о впечатлении, произведённом на неё склонившейся фигурой: "Казалось, все страдания человечества запечатлелись на этом лице. Я почти ощущала горячие невыплаканные слёзы за опущенными веками. И, в то же время, в выражении лица было что-то победное. Передо мной была женщина, пережившая все возможные виды душевной боли, но вышедшая из горнила испытаний умиротворённой и полной сострадания".
ТЕНОР: Видимо, именно тогда, около этой статуи, Элеанор поделилась с Лореной воспоминаниями о горестных днях осени 1918 года. Она призналась, что приходила сюда много-много раз, чтобы утишить боль от раны, нанесённой изменой мужа, и что каждый раз статуя приносила ей утешение. Но стало ли ей известно — догадывалась ли она, — что в этот же день шофёр президентского автомобиля получил распоряжение на утро следующего дня: подъехать к дому 2238 по Кью-стрит и привезти на церемонию инагурации Люси Мерсер?
БАС: Об этом мы никогда не узнаем. Зато мы точно знаем, что в марте роман между "первой леди" и журналисткой уже полыхал неудержимо. Лорена должна была вернуться в Нью-Йорк, и началась переписка, которая не оставляет сомнений о характере их отношений: "Хик, дорогая, в день твоего рождения я всё думала о тебе и о том, что в следующий раз мы отпразднуем его вместе. Но сегодня вечером твой голос по телефону звучал так холодно. О, как я мечтаю обнять тебя! Прижать к себе крепко-крепко. Твоё кольцо служит мне утешением. Я смотрю на него и думаю: "Она любит меня! Иначе этого кольца не было бы на моём пальце"".
ТЕНОР: Тысячи подобных писем длиной в десять и больше страниц были сохранены Лореной: "Хик, дорогая! Как чудно было услышать твой голос… Сын Джимми стоял рядом, и я не могла произнести слова, которые хотела: "люблю, обожаю". Но помни, что мысленно я всегда говорю их и засыпаю с мыслью о тебе"; "Лучшее время дня — когда я пишу тебе… Как бы я хотела обнять тебя наяву, а не в мечтах… Твой портрет висит у меня в комнате, и я целую его каждое утро и каждый вечер".
