— Да, конечно. Я знаю.
— Это была бы такая подлость. И глупость тоже. Она все равно не сможет, как я. Она не жадная, она не родилась для этого, вы поняли? Пусть она красотка и все такое, но она не жадная. И дурища к тому же. Она все испортит. Ой, как мне больно. И как долго они не едут. И вы еще тут. Сколько же можно терпеть?
Наконец вслед за последним опоздавшим ввалились трое в белых халатах и стали над ними.
— Что с ней? — спросил старший.
— Упала, — сказал Сережа. Рука.
— Так, Голубенко, — позвал старший. — Давайте теперь вы, ваша очередь. Все с самого начала.
— А вы? — спросил Сережа.
— Не ваше дело. Вы что, родственник? Нет? Ну и не путайтесь под ногами, с нас и родственников хватает.
Голубенко вышел вперед и нагнулся над Ларисой Петровной, придерживая шапочку. Он был маленький, так что нагибаться ему почти не приходилось.
— Где у вас болит? — спросил он. — Плечо? Кисть? Выше, ниже? Нет, здесь ничего не может быть. Это вам кажется, здесь не бывает.
Видимо, он нажал, в подтверждение своих слов, как раз в том месте, где «не бывает». Лариса Петровна коротко вскрикнула. В тот же миг Сережа подскочил к ним, занося оба кулака сразу и издавая горлом какой-то яростный клекот, — маленький Голубенко едва успел отбежать.
— Уберите этого психа, — крикнул он издалека. — Я не могу работать.
— Слушайте, — сказал старший. — Что вы лезете? Должен он когда-нибудь научиться или нет?
— Пусть уйдет по-хорошему! — кричал Голубенко.
— Ну?
Сережа, выставив кулаки, стоял перед стулом Ларисы Петровны и то ли рычал, то ли заикался, тряся головой.
— Ну, хватит, — сказал старший. — Надо взять себя в руки.
— Тоже мне заступник. Эй, заступник, заступаться-то легко!
— Сережа, Сережа! — Лариса Петровна колотила его в спину здоровым кулачком. — Сейчас же убирайтесь, слышите. Как вам не стыдно! Я не хочу вас видеть. Убирайтесь же, уходите!
— Ну, довольно.
— Может, связать, — скучая, предложил санитар.
— Подождите. Ну как, успокоились? Тогда станьте в сторону и не мешайте. Голубенко, идите сюда.
— Пусть только попробует, — выдавил наконец Сережа.
— Господи, какой идиот, — охнула Лариса Петровна. — Как я его ненавижу. Неужели вы не можете отогнать его?
— Действительно, хватит. Вот что — или вы сейчас же отойдете в сторону, или мы уезжаем. Еще уговаривать каждого, У нас по пятьдесят вызовов на машину, понятно?
Сережа трясся всем телом, рычал, но не уходил. Звонок давно отзвенел, и в фойе было пусто и тихо. Один Рудаков торчал под люстрой, застыв с приоткрытым ртом и не вмешиваясь.
