— Ты приходишь раз в год, и то специально, чтобы посмеяться, — сказала Тася.
Она взяла еще одну тарелку и стала прижимать ее поочередно к пылающим щекам.
Сережа потом потрогал — тарелка была горячая. Его поражало откровенное поклонение и любовность, с которой эта могучая женщина, созданная для доспехов и битв средневековья, смотрела на крохотную рядом с ней Ларису Петровну. Между ними теперь начался непонятный разговор, составленный из давних воспоминаний и намеков, так что он, не улавливая настоящего смысла слов, мог только наблюдать их, как в немом кино. Получалось что-то похожее на сцену допроса, где одна все уже знает и от нечего делать развлекает себя притворным удивлением, а другая все хочет что-то рассказать, объяснить подробно свои порывы и искания — кроме автомобилизма, верховой езды и фотографии ее очень тянуло к музыке (то ли сочинять, то ли исполнять самой, то ли просто слушать), к коллекционированию (ну, ты знаешь) и к журналистике (интервью, одни только интервью!). Ах, в жизни было столько увлекательного! Желания, казалось, распирали Тасю, как пассажиры автобус, и выпрыгивали одно за другим. Причем, что бы она ни рассказывала, в тех местах, где речь заходила непосредственно о ней самой, у нее недоставало сил сдержать счастливую улыбку — будь то даже рассказ о сломанном зубе, о проваленном экзамене или еще о какой неудаче, Хотя и настоящего самодовольства в этом тоже не было, скорее, некая неуправляемость лица и наивное ликование жизни.
Когда стали прибывать другие гости, Лариса Петровна вылезла из-за стола и повела Сережу смотреть квартиру.
Уходя, она еще придержала Тасю за руку и негромко сказала ей;
— Значит, ты помнишь? Я тебя предупредила, и если ты сегодня опять раскиснешь…
— А-а, перестань. Вот еще, новая глупость.
— Ну, смотри. Мое дело предупредить.
В большой квартире по случаю торжества все двери были распахнуты, за исключением спальни родителей — эта была заперта, может, даже изнутри. Высокие стены, густо завешенные картинами, фотографиями, фруктами из папье-маше, картами мира и области, напоминали стенды какой-то диковинной выставки. Накрытого стола с обычными салатами и бутылками они также нигде не увидели в этой склонной к оригинальности квартире и вернулись назад несколько разочарованные. Вернее, разочарован был один голодный Сережа, Лариса Петровна же казалась задумчивой и поджидающей от этого вечера какой-то интересной нервотрепки впереди.
