— Не каркайте, — сказала Лариса Петровна.
— Да и ради чего? Нет, завтра же иду сознаваться. А вы — пойдете со мной? Я бы и один пошел, да не знаю, в чем сознаваться.
— Сережа, вы зануда. Ничего с вами не случится. Сказано же: рек-визит.
— Вы знаете, у меня такое чувство, будто раньше я хорошо жил. Это, конечно, вздор, но все же отчасти… Еще два месяца назад все было так мирно, без нелепых поездок, нелепых заказов, а я, дурак, не ценил. Нет, право! Ну зачем ему понадобилось затаскивать меня к себе? Почему именно меня?
Лариса Петровна вдруг оживилась, повернулась к нему от окна и переспросила:
— Зачем? О, я сама недавно об этом подумала — почему именно вас? И знаете, кажется, я поняла. Да-да, это не случайно, у него тут свой расчет.
— Какой же?
— Как бы это сказать… Ему нужен кто-то, кто-нибудь один…Впрочем, нет. Этого уж точно вам говорить нельзя. У вас есть одно свойство, некое, я бы сказала, внутреннее чувство, довольно редкое… Ах, нет! нельзя, нельзя.
— Опять нельзя?
— Да, потому что все разрушится. Разве вы не замечали? У этих чувств, почти у всех, преглупая особенность — они как-то не выживают под названием.
— А если не вслух? Собственные-то чувства вы как-нибудь называете для себя? Например, к Герману?
— Ох, только вы не нагличайте. Наглость вам дается с трудом — я же вижу.
— Да я не проболтаюсь, не бойтесь.
— Не в этом дело. Просто словами получается не то. Какие-то обрубки. Интерес? Сочувствие? Любопытство? Зависть? Нет, не то. Даже если записать через черточку, и то не выразить.
— Зато к Всеволоду, наверное, можно одним словом — ненависть, да? Только за что?
— И снова неверно. Если это и ненависть, то не к нему, а к тому, что он вечно старается доказать. О, вы еще его не знаете! Так, в компании он бывает довольно мил, хотя вообще-то всех почти презирает. Нет, снова не так. Ничего он не доказывает и никого не презирает, а просто его хлебом не корми, а дай кого-нибудь очаровать Да-да, не смейтесь. Не глядите, что он такой запущенный, — это стиль. Если б можно было, он бы и чаровал таким собою, какой он есть. Какой в пьесе: сентиментальный, романтичный, даже слащавый. Но это в жизни ни на кого не действует. «Ах так, — говорит он, озлобясь. — Ну так я вас по-другому возьму». И ведь берет — вот что возмутительно. Грубо, дешево и просто. Я, скорее, тех ненавижу, кто ему поддается. Ах, какой Салевич! Как я ему благодарна, что хоть на нем этот лысый споткнулся.
— У вас не ненависть к нему, а просто ревность. Ревность одного профессионала к другому. Потому что ведь и вы любите чары напускать на всех вокруг.
