Добрый и достойный был человек Амактура, но был у него один недостаток: он отличался резким, вспыльчивым характером, что отражалось на его вечно хмуром лице.
И вот, поди ж ты, такой знающий жизнь, благоразумный, доброжелательный человек неизвестно почему сошел с прямого пути, и тяжкое обвинение в трусости запятнало репутацию не только его семьи, но затронуло и честь Шамсии с Орифом…
Как же это случилось? Неужто Амактура оказался таким малодушным, что ради собственного спасения поступился честностью и порядочностью? Ведь все родные и знакомые до сих пор считали его человеком достойным, и никто не догадывался, что он, оказывается, просто слабовольный, лишенный мужества человек.
Часы тяжких раздумий о судьбе дяди оставили на цветущем лице Шамсии выражение печали и горечи.
Словно соль на рану, думала она, и Орифа до сих пор нет… Не звонит, и она не знает, где он и когда вернется. Вполне возможно, что и на голову мужа теперь посыплются незаслуженные упреки, мало ли завистников, которые только и ждут подходящего случая.
А Ориф Олимов в это время сидел у Григория Михайловича Носова и внимательно его слушал.
— Поведение человека, Ориф, порою непредсказуемо. Видите, вы его вроде знаете долгие годы как доброго и работящего. Может быть, он теперь, впав в отчаяние, повернулся к людям иной своей стороной, а страх перед войной заставил забыть о чести и совести, и он поскользнулся… Простые, менее грамотные, люди, надев военные шинели, добровольно пошли на поле боя и на трудфронт. Что поделаешь? Как в той русской пословице — в семье не без урода… А ведь вы, Олимов, на ответственной должности, этого нельзя забывать. Мы, конечно, понимаем, что сын не в ответе за поступки отца, тем не менее, я думаю, полезно будет, если определенную, духовную, если можно так выразиться, часть вины почувствуют и сын, и племянник, да и все родные и близкие, в том числе и вы, товарищ Олимов! Таков уж наш долг, друг: не все в ответе за нас, но мы, большевики, за всех в ответе!..
Засунув руки глубоко в карманы галифе, Григорий Михайлович шагал по кабинету, Ориф же нервно мял между пальцами спичечный коробок и приготовился слушать, что еще скажет ему Носов.
Но Григорий Михайлович перевел разговор на другое, напомнив Олимову, что в течение трех-четырех ближайших дней тот должен провести беседу с добровольцами, записавшимися в действующую и трудовую армии: на ней обязательно будут присутствовать и члены бюро горкома, в том числе и он сам.
