Тот матч внук отстоял на ноль. Как лучший игрок он получил от финнов не советские кирзовые, а профессиональные импортные перчатки. К ним, невесомым и мягким, прилипали даже тяжёлые мокрые мячи. Не исключено, что при натуральном обмене за эти перчатки тогда можно было выручить не меньше десяти бутылок…
…Дедушка умирал долго. После приговора «рак» он тянул ещё пять лет. Каждый год внук мучился с выбором подарка ко дню его рождения, соотнося подарок со сроком, отпущенным дедушке. Часы, например, выбрал без секундной стрелки… И каждый год, прощаясь после застолья, слышал: «На похороны не опаздывай…»
Врачи ошиблись, поставив диагноз «рак горла». Каверны и метастазы разрушали единственное ухо, которым дед слышал — оказывается, он был наполовину глухим с рождения, и лет шестьдесят проходил все медкомиссии, неплотно затыкая здоровое ухо… В последний раз дед обнял внука, прижавшись глухим, но не больным ухом — где-то услышал, что рак передается при прикосновении, и пытался не навредить. Снова сказал: «На похороны не опоздай», впервые употребив глагол совершенной формы. Посмеялся над появившимся грассированием, которое ещё мог расслышать: «Хм, дед у тебя на старости лет как еврей говорит»…
Внук ехал на дедушкины похороны. Первые похороны в сознательной жизни. После телефонного сообщения о смерти крайность сменяла крайность. От «давно ждали» до «и всё-таки не может быть». И только когда автобус миновал стадион, где дедов свисток спас внука от финского гола, внук поверил в то, что произошло, и заплакал…
А потом были еловые ветки в подъезде, запах нового года, похорон и несгрызаемых ушей шоколадного зайца.
…Говорил молодой коллега дедушки, обходчик лет сорока пяти. Он очень старался быть торжественным.
— Николай Иванович являлся наставником молодёжи… Руководство нашей дистанции пути ценило Николая Ивановича как ценного работника и передовика производства… Земля пухом, царствие небесное, Николай Ивановичу…
Обходчик смахнул слезу, размашисто выпил и внезапно оживился:
— Вот ещё был у нас работник один непьющий, тётя Лида его помнить должна, Толя, Зайцев, что ли, вроде да, точно — Зайцев Толя был. Он непьющий совсем, зашёл как-то летом к стрелочнику в будку, там на полу ведро, а на табуретке рядом ковшик лежит, жарко. Ну, Толя взял ковшик и выпил, а в ведре соляная кислота зачем-то стояла… Сжёг себе все, лет десять по больницам мучился, вчера вот хоронили… А дядя Коля, царствие ему небесное, такой ведь был рисковый мужик… Весёлый… Уж чего только не пил. Звали его все «Дед» или ещё «Дегустатор» тоже звали. Придет цистерна какая, вроде как спирт, а вроде и х..й знает. Дед, бывает, с нами у цистерны посидит, посмотрит на неё, помучается, да потом как начнут мужики жребий тянуть, кому первому пробовать, а он не утерпит, махнёт рукой, скажет чего с матерком — и на цистерну. Выпьет стакан, сидит, ждёт. Ничего не боялся. Ребята его уважали сильно, никто больше без жребия дегустировать не решался, земля ему пухом…
