Она спрашивает, как я живу. Без особого энтузиазма рассказываю о всякой требухе мелких происшествий… Слава Богу, и у нее, кажется, отболело. Мучились мы оба. Кому было хуже?. Мне. Она страдала от любви, я — от нелюбви. Два года назад еще не остыло, а сейчас по голосу совершенно ясно — легко говорит, как с забытым приятелем. А еще раньше было совсем плохо. Во сне она улыбалась, а я часто просыпался, старался не глядеть на ее лицо, отворачивался, а потом сон долго не шел: думал все ей сказать. А как тут объяснишь? Не надо было начинать, но мог ли я устоять. И сам ведь решил: чудо свершилось, настоящее… На первые встречи, как ни пытался я опередить ее, она приходила раньше. Была оживленной, разговорчивой, а то взгляну на нее — и вдруг опустит глаза, крепко ухватится за мою руку и едва идет, смотрит в землю и молчит. А у меня голова кругом, чушь всякую несу, как мальчишка… Однажды, как всегда, проснулся среди ночи и услышал, что она плачет. Сказала, что я во сне стонал. Сказала, что, конечно, мы не должны встречаться, и она не будет ко мне приходить. Она плакала, а я ничего не ответил. Надо было, но не мог. Через день, в понедельник, позвонила мне на работу. Говорила так, будто нашего разговора не существовало. А я сказал, что срочно еду в командировку и встретиться не сможем. Потом три месяца сидел в командировке, благо, в это время испытывали новую связную аппаратуру в Аяне. Приехав, не звонил. Только через полтора года, в декабре, когда еще завотдела был жив, позвонила. Но я сделал вид, что ничего не помню и не понимаю.
Настя уже перестала на меня смотреть, начала пририсовывать внизу, под пеленой дождя, цветок с розовыми лепестками. На их тонкие язычки лил синий дождь. Майя рассказывала, что довольна работой, недавно прибавили зарплату. Начальство ценит ее, намекали о повышении в должности. И тема у нее перспективная, интересная даже: планирование внутригородских перевозок. Что-то в этом роде, как я понял.
Уже несколько минут Ира тихо говорила что-то Леониду — началось выяснение, — он упорно крутил ручку приемника. Ира не выдержала наконец и выпалила громко:
— Да оторвись ты от дурацкого ящика!
Тут же ящик загремел оглушительно, даже Леня вздрогнул.
Заупокойным голосом певица тянула: «Без тебя-а не могу-у…» Я ничего не слышал, делал жуткие глаза Ирине, кивал на Леню. Наконец он сжалился. Стало тихо.
— … у тебя музыка? — спросила Майя. — Так ты согласен со мной?
С чем? Что она говорила, пока приемник орал?
