— Не хочу вашего чуда! — воскликнул Борис, помедлил, наблюдая, как легкая тень проступает на лице Гаревских, как в глазах копится тревога, дрожит. — У меня свое, вы понимаете, свое представление об искусстве, о моем назначении. Не ломайте меня, не тащите. А словам мы знаем цену, — и усмехнулся со значением, чуть было не подмигнул сочувственно, — это яма до пенсии: волк пришел, волк ушел, красавица проснулась, красавица влюбилась, входит жених.
— Леонид Витальевич, — робко сказала Надя, — а, действительно, ведь каждый человек неповторим, уникален, а в оркестре к какому-то общему знаменателю сводится?
— Так гармонии учатся зато, — возразил Гаревских. — Говорите, человек — уникален? Да уникальность человека — это тоже гений. Говорим мы как все, желания тривиальны, только гениям дано обнаружить свое, сказать: я есть. Какой же позор видите в том, если прикоснетесь к гению, на мгновение окажетесь в недостижимой свете.
— А мы что же — бездарности? — спросил Борис.
— Не обижайтесь, Борис Степанович, но пока вы — исполнитель, хороший, точный, хотя норовистый.
— А я не верю! Вам так выгодно. Меня с детства за руку тащили. Не потому, что я не знал, куда идти — потому что выгодно было им. Тешили себя, играли мной, моим будущим. Но с этим покончено. — Борис оглядел всех, повернулся и вышел.
Около трех часов объявили стоянку. Теплоход по дуге надвигался на пристань, за ней желтел песчаный берег, изумрудно светился лес, пронизанный красноватыми столбами сосновых стволов. На берегу встретила тишина, стоило лишь немного отойти от пристани. Ветер едва шевелил листья, припекало солнце. Группа музыкантов двинулась вдоль берега, впереди шагал с сумкой Смагин, он изрядно набрался и немного пошатывался. У одного из пологих спусков к воде Смагин вдруг бросился вниз, утопая в песке.
— Заплыв сильнейших, открытие сезона! — крикнул он, кинул сумку на песок и стал раздеваться.
Его пытались образумить, с берега отговаривали, но он уже стоял в плавках, белел молочно-бледным худым телом.
— Борис, — позвал он Михеева, стоящего рядом с Надей, — присоединяйся. Женщины любят отчаянных мужчин.
Музыканты рассмеялись, а Борис возмущенно вскрикнул:
— В коверные не гожусь! — и повернулся к Наде: — Пойдемте гулять, этот пьяница меня раздражает.
Вдвоем они направились по тропинке. Идти по узкой дорожке было неудобно, Борис топтался на травяной кромке, потом прижал локоть Нади к себе. Лес окружил их, стихли крики на берегу, вокруг попискивали по-весеннему суетливые птицы, заливисто наперебой выводили затейливую трель зяблики, звенели синицы, коротко, деловито.
