Этюд о кёнигсбергской любви | страница 2
Они завидуют, говорит Эрнст.
Они не знают, что такое любовь, вторит Дора.
Но что они могут противопоставить всепожирающему городскому молоху сплетни?
На семейном совете, в доме бабушки Ловизы, в котором воспитывается молодой Гофман, его судьбу решают любимая тетушка Иоганна и строгий дядюшка Отто Вильгельм Дерфер. Незадолго до этого Эрнст успешно заканчивает университет, и, кажется, сама судьба предопределяет ему начать новую жизнь на новом месте.
— Эрнст, тебе надо уехать, — тетушка Иоганна все понимает и пытается убедить племянника лаской. — Ведь ничем, я имею ввиду ничем хорошим, твоя любовь к этой Доре закончиться не может.
— Ты поломаешь свою карьеру на самом взлете, — обращается к разуму племянника дядя. — У тебя прекрасные перспективы и прекрасное будущее…
— Ты ведь и самой Доре вредишь, жизнь ей калечишь, — находит еще один аргумент тетя.
— В этом городе для тебя жизни не будет, — ставит точку дядя.
Родные решают отправить Эрнста в Глогау, к дяде Иоганну Людвигу, который там не абы кто — советник верховного суда.
— Ты будешь меня вспоминать? — то ли Дора это прошептала, то ли Эрнсту почудилось.
И он, также беззвучно, одними губами, отвечает:
— Всю жизнь.
Дора с Эрнстом в последний раз делят чужое ложе. Им не надо говорить вслух. Они слышат мысли друг друга без слов. Мысли. Напрямую. Может, в этом им помогают слитые в бесконечном поцелуе уста?
Дора понимает, что это ее первая и последняя любовь. Единственная. Любовь, за которую не жалко и жизни.
А Эрнсту, за кромкой этой любви, видится и другая, большая жизнь. И другие любови.
Но эту, первую, Эрнст точно никогда не забудет.
Прямо посерединке тяжелого как свинец неба висит огромная желтая тыква. Словно сорвал кто-то с грядки, да подбросил, рассчитывая поймать и поразить окружающих собственной ловкостью. А она зацепилась и повисла. И красуется теперь, несуразная, прямо над головой.
Рваные безобразные дымы, расползаясь, прикрывают клочьями эту нелепость. Ковер, на котором тыква висит, утыкан мерцающими блестками.
Это называется звезды и луна. Люди говорят, что это красиво.
Но на самом деле это отвратительно!
Прощай, Кёнигсберг.
Приезжая на этот раз, Эрнст толком не знает, чего ожидать от города, в котором не был почти восемь лет. Ностальгии особой никогда не испытывал, родные камни или липы никогда не прельщали.
Может, какое-то предчувствие? Ожидание чуда?
И оно случилось!
В дневнике, который к тому времени Эрнст аккуратно ведет, он пишет: