, тогда как в моменты их обострения
probrosi sermones фактически приравнивались к государственной измене.
[357]В том же году, когда Помпоний Макр поднял в сенате вопрос о lex majestatis, состоялись и первые из известных нам процессов времени Тиберия. За оскорбление величия к судебной ответственности были привлечены римские всадники Фаланий и Рубрий, причём в обоих случаях речь шла о преступлениях против императорского культа. Фаланий принял в число жрецов Августа некоего мима Кассия, про которого было известно, что он — пассивный гомосексуалист, и, кроме того, продал сад вместе с находившейся в нём статуей Августа. Что касается Рубрия, то ему вменялось в вину нарушение клятвы, данной именем Божественного Августа (Tac. Ann., I, 73).
Обвинения с Фалания и Рубрия были сняты, после того как Тиберий написал консулам, что почести, воздаваемые его божественному отцу, не должны служить погибели римских граждан, а оскорбление богов ложной клятвой — дело самих богов: "…deorum iniurias dis curae" (ibidem).
Тогда же обвинение в вымогательствах и laesa majestas было предъявлено претору Вифнии Гранию Марцеллу его квестором Цепионом Криспином и профессиональным обвинителем Романом Гиспоном. Криспин, выбрав худшее из того, что говорилось в Риме про нового императора, представил это как слова Марцелла. К этому Гиспон добавил, что у себя в доме Марцелл собственную статую приказал поставить выше, чем статуи Цезарей, а у статуи Августа даже отбил голову и приставил вместо неё другую с лицом Тиберия (ibidem, I, 74).[358]
От ответственности за оскорбление величия Марцелла, как ранее Фалания и Рубрия, спасло личное вмешательство принцепса, а дело о вымогательствах было передано коллегии рекуператоров (ibidem).
Таким образом, итогом всех трёх процессов явилось снятие обвинения в оскорблении величия, однако само появление подобного рода дел представляется крайне симптоматичными. Если при Августе власти демонстративно отказывались рассматривать словесные выпады в адрес принцепса и другие аналогичные действия как повод для судебного преследования (Suet., Aug., 51), то теперь по таким фактам начинают возбуждаться дела. Появление комбинированных обвинений, когда оскорбление величия присоединялось, например, к делу о вымогательствах, также обращает на себя внимание: впоследствии такая практика получила широкое распространение (Tac. Ann., III, 38).
Серьезнее рассмотренных выше случаев было дело Либона Друза. В 16 г. молодой человек из знатного рода Скрибониев был обвинен деляторами в подготовке государственного переворота. В сообщении Тацита об этом событии упоминается только общение с магами и оккультная практика против принцепса и видных сенаторов, однако, некоторые современные исследователи думают, что в действительности всё обстояло иначе, чем пытается представить автор "Анналов". По их мнению, заговор Либона Друза действительно существовал;
