Комиссар хмыкал (насупленный, ногу в штанине кожаной надменно вперед):
— Да-да… выпить надо… — косился глазом на поручика так, чтобы тот понял: кончай скорей с этой сволочью, что там надо, ну ее к…
Поручик любезно рассаживал за стол.
И лакеи, мягко снизойдя из-за дверей, занялись полковником: тот нежно обвешивал салфеткой морщеную мужичью шею, тот воздушно реял терелками над хрустальными воздушностями стола; комиссар отхлебнул игристого и погрузился в рыбу.
Вдруг поручик вспылил и хляснул ладонью по скатерти.
— Позвольте, господа, какие полномочия? По положению о полевом управлении войск, в руках начдива вся власть по снабжению вверенной ему части. Вплоть до реквизиций… — Он быстро взглянул на комиссара.
— А! — рявкнул комиссар, — Вы там… спекулянты!
Длинный испуганно подсеменил к нему, укоризненно свалив лошадиное лицо на плечо.
— Господин полковник… избави бог…
Другой уже стоял угластыми ушами над самой тарелкой, хмылился ротищем.
— Ваше превосходительство… мы слуги родины!
Поручик поднялся и почтительно дотронулся пальцем до комиссаровой сумки.
— А впрочем, разрешите им показать, господин полковник.
Вырыл какую-то бумажку.
— Извольте. «Возлагаю на командующего дивизией, полковника Муранцова… право заключать договоры от имени командования… по кредитам командования… в районе расположения…»
Длинный отгонял от себя бумажку, умиленно ныл.
— Дорогой… Дорогой… Вы понимаете… коммерсия! Ясно, ясно! Разресыте предварительный договор…
Ушастый хмылился.
— А это… подписывать поедем, я вам покажу, ц! ц! — взасос зачмокал себе пальцы… — поедем к душечке Ангелине Павловне!
Длинный по-детски закатился, заслюнявился.
— К… к… к… Ангелине Павловне, восторг!
Вдруг комиссара подтолкнуло что-то, даже остановился. Будто резко и предостерегающе подуло из мерзлых тех, забытых полей. Куда его везут? Поручик — особенно поручик — зачем он глядит так в нишу мутно и завороженно?.. Предаст?.. Может быть, все — одна комедия?.. какая он сила?.. какой полковник Муранцов?.. Ловушка…
* * *
Отступил, пронзительно впился во всех троих.
И три пробора склонились. Звякнув изысканно шпорами, поручик распахнул дверь, приглашая. Три пробора почтительно ждали. Нет, как будто не было ничего… Полковник насупленно бросил руку на кобуру, выгнул грудь и величаво прогрохал мимо — раз-два, раз-два.
Кипящая ночь охватила. Ушастый трусил следом, бережно подсаживал в таксомотор:
— Господин полковник… сделайте честь…
Через стекло кареты увидел, как поручик, надменно подойдя, сказал что-то шоферу и шофер, услужливо спрыгнув, поволочил за ним тяжелый бидон. Чуть не загоготал:
