— Работы?
Аграфена Ивановна, после рюмочек и сердечного разговора, по-шальному глядела. Думала.
— Работа, скажу, есть, но такая, что от нее народ в большинстве назад избегает. Сами, поди, видали, как составами все пути забиты. Не стало к строительству ни подойти, ни подъехать. Ну и давай весь народ из бараков на разгрузку гонять.
— Дак который, тетя Груня, из-за куска бьется, за этим не постоит…
— А где кусок-то? Жалованья второй месяц не платят. Им, главкам-то, хорошо: они и сыты и в тепле…
Гробовщик омрачился:
— Не пла-атят?
И Аграфена Ивановна тоже из сочувствия омрачилась, помолчала. У порога горящий Тишка напрягал слух…
Петр, забеспокоившись, спросил:
— Но, Аграфена Ивановна, то есть вывод какой?
— Вывод вам будет, когда за дело с умом возьметесь. Они сюда вон целый эшелон мануфактуры пригнали. Так пущай ее заместо жалованья выдают, коль денег нет, — ее у рабочего всякий за деньги купит.
— Ага… — про себя замысловато развязывал что-то Петр. — Вижу, около большой воды здесь живете, мамаша!
— Дали бы возможность, с умом везде большая вода будет…
— Правильно.
Журкин тоже согласливо закивал: какие-то утешительные и плодоносящие догадки почуялись ему у Петра. «Верно, за ним — как за стеной. Первое время починкой гармоний перебьюсь… а там ведь и выдадут когда-нибудь жалованье-то!»
А Петр раздумчиво свертывал цыгарку. Несмотря на напущенный на себя всезнающий вид, он еще смутно уяснял, как и чем орудует Аграфена Ивановна у большой воды… Смотрел исподтишка на Дусю, перетирающую чашки. Она, балованная королевская дочь, лишь по принуждению сидела сейчас около них, зачумленных и нищих. Ну, подождем! Водка мечтательно окрыляла его, и уже по-другому, заманчиво мерещились только что пройденные, осыпанные бураном стогна строительства, словно сквозь Дусю теперь сладко видимые, утепленные ее женской теплотой… Несомненно, крылась тут непочатая почти нажива… Подождем! Петр очень изящно, невиданно для здешней горницы, изогнулся перед Дусей с цыгаркой: «Разрешите?» Но та лишь пренебрежительно тряхнула стриженой волнистой головкой: «Мне-то что!» Для Дуси он не существовал.
Аграфена Ивановна, боязливо дивовавшаяся на эти его выверты, вдруг вымолвила:
— Родимый, ты скажи правду: можбыть, жулик ты?
Петр, скорбно вздохнув, слазил в карман за карточкой.
— Я в свою очередь спрошу вас: что говорит вам этот предмет?
Старуха, не отрывая глаз от изображения, убито мигала.
— И хотя это самая дорогая мне память, дарю вам за вашу ласку!
