Держа почтительно шапку в руках, Журкин раньше всех бочком влез в горницу и очутился перед Аграфеной Ивановной.
— Это я, Иван, — лепетал он. — Помните, тетенька, вам еще рамы наделывал Иван-то Журкин… ну, Соустина Филата зятя-то сын…
— Личность будто признаю, — сказала Аграфена Ивановна, из-под руки, с прищуром проницая остальных.
Петр явно прятался в тень; Тишка трясся на пороге.
— Чего же в эдакую даль прикатили, за какими делами?
— Дак за делами и есть, Аграфена Ивановна. Дома их на копейку не стало… Первое дело — к вам, как по знакомству… уж не оставьте…
— Значит, хотите присмыкнуть к нашему ударному строительству? насмешливо вознесся над ним Санечка.
— Первое дело — обмерзли совсем, прямо погибаем, нам хоть угол какой-никакой на ночь…
— Тогда пожалте в бараки, участок номер шестой, от церкви первый проулок налево, там уж самовар поставили.
Аграфена Ивановна отмахнулась от Санечкиного ржанья.
— А что за товарищи такие с тобой?
— А это дедушки Филата выкормок Соустин Петяша, который, чай, помните…
Журкин вдруг онемел, увидав, что Петр устрашающе двигает бровями. Аграфена Ивановна раздумчиво, понятливо кивнула.
— Во-он что… Ну что ж, обогрейтесь коль немного. А тебе, Санечка, на ночевку, пожалуй, пора.
— Ну и пошел, — согласливо ответил Санечка, натягивая на голову шлем.
Больше он ничего не сказал, только, обернувшись к Аграфене Ивановне, повторил свое таинственное миганье. И в дверь шагнул поверх съехавшего на пол Тишки, как будто тот был ничто.
А Петр первым делом устремился к семейным карточкам, которые в проволочных и выпиленных фанерных рамочках, по зажиточному обычаю, выставлены были на комоде поверх вязаной из красных и желтых ромашек скатерти. Одна карточка его особенно заинтересовала, даже в руках ее повертел, несмотря на недовольный взгляд Аграфены Ивановны.
— Это Миша? Давнишняя карточка у вас. Я поновее покажу.
И из ватных захолустьев своего пиджака вытащил нечто завернутое в газетную бумагу: оказалось, фотографический снимок. Бережно подул на него, раньше чем передать Аграфене Ивановне.
— Узнаете?
Аграфена Ивановна вперилась дико.
— Смотри-ка… Мишенька… Сыночек мой разрушный, солдатик… не видела тебя эдакого. Петруша… как тебя по батюшке… откуда у тебя?
— Да мы с Мишей дружки, Аграфена Ивановна, или нет? Это кто с ним рядом стоит? Физиономию посмотрите. — Петр, торжествуя, нагнулся к старухину уху: — В Сибири на прощание снято.
— В Сибири! — Аграфена Ивановна вместить больше не могла, задыхалась. Из Сибири, как Колчак прошел, ни одной весточки не было. Восемь или десять годов?.. Говори, голубок, что же молчишь-то?
