— А как тебя тогда называть?
— Давай просто Лизой.
— Но ты же мне всё-таки бабушка, — нервничаю я. — Про бабушек так ведь не говорят.
— А мы будем, ладно?
— Ладно. Только ты меня тоже Валей не называй.
— Хорошо. Давай я буду звать тебя котиком Тарасиком.
— Меня уже так папа называет.
— Нуууу… — тянет Лиза, — давай тогда Собачкиным. Хочешь?
Глава 5
Позавчерашний батон
— Зачем ты так сказала? Что папа умер?
— Потому что это правда. — Мама режет на кусочки морковь для жаркого: ток-ток-ток-ток по доске.
— Мама! Как ты так можешь? Он ведь живой.
— Он нас бросил, а это хуже, чем если бы он на самом деле умер.
Мама разрезает не морковь, а кухонное пространство. В одном кусочке я, в другом — она со своим острым ножом.
— Кому хуже? Тебе? — я вдруг начинаю злиться. — Меня же в школе сироткой дразнили! Мне же сны снились! Я же всё время думала, что у меня папы нет!
— А у тебя его и нет, — спокойненько так отвечает мама. — Он предал тебя. Он женился на другой женщине. Ты ему не нужна, понятно?
— Нужна! Он мне сам сказал. Это ты ему не нужна!
— Не ори, хозяйка услышит. — Мама невозмутимо вываливает свою дурацкую морковь в сковородку.
— Да мне по фиг!
— Выбирай выражения! Сказал он ей! Он тебе сейчас и не такого наговорит. Очнулся через восемь лет, говорун.
— Папа меня искал! Он же писал мне! Почему ты мне его письма не показывала?
— Не показывала для твоего же блага.
— Ты врёшь! Всё врёшь! И всё время врала!
— Успокойся, сказала. Лучше послушай меня, — говорит мама ледяным тоном и включает газ под сковородкой. — Твой отец — подлый человек. Ты не знаешь и половины того, что… — она вдруг замолкает.
— Чего?
— Неважно… Дочка… — Мама вдруг вся как-то обмякает и опускается на табурет.
Мне становится страшно. Ей что, плохо?
Я привыкла, что мама всегда одинаковая — строгая и… Да, чёрствая, как позапозавчерашний батон. Как будто её, как Железного дровосека, сделали из железа, а внутрь положили только строгость и чёрствость. И больше ничего.
— Я тебе не сказала правды тогда, — говорит мама с табурета, — но я сделала это ради тебя. Я хотела, чтобы ты помнила папу хорошим. Чтобы тебя вся эта грязь не касалась… В той ситуации это было самое лучшее, что я могла для тебя… для нас с тобой сделать. — Мама подходит к окну и смотрит во двор, как будто кого-то ждёт. — Я, наверное, виновата перед тобой.
Во дворе между пальмами кто-то натянул верёвку с мокрым бельём. С семейными трусами и майками. А на скамейках сидят старушки и кричат своим внукам, чтобы они не хватали Степана за лапы. Но внуки всё равно хватают этого Степана.
