В словах Савина прозвучала сущая правда. Кудринский агроном безбоязненно высказал ее, чего никак не решались сделать другие, даже если думали подобным образом. Правда выглядела горькой. Мысли Глебова во многом совпадали с точкой зрения Савина. Секретарь райкома почувствовал и атмосферу зала: большинство приняли савинскую критику очень близко к сердцу. И если не развили его мысль, то опять же только из чувства осторожности. Иногда бывает лучше переждать, чем высовываться. Так, во всяком случае, думал не один чуровский хозяйственник. Посмотрим, во что обойдется оратору его смелость. Если ничего такого не случится, ну, тогда…
Не очень это лестное для людей качество, но — увы! — далеко не редкостное. Словом, все сделали вид, будто ничего особенного не произошло, хотя в душе у многих затеплилось и укрепилось уважение к человеку, который не побоялся высказаться ради общего дела, пусть и в ущерб себе. И к другому человеку, который не счел нужным опровергать, громить или прибегнуть к немедленным оргвыводам.
Опыт, приобретенный Глебовым, и, быть может, прирожденный такт подсказали ему, как воспринимать подобную неожиданность. Он сделал вид, будто не заметил среди других выступлений и самобытное, савинское, не стал критиковать агронома. Более того, удержал от такого поползновения председателя райсовета, который совсем было собрался на трибуну с готовыми формулировками. Поступи Глебов иначе, выскажи раздражение, неудовольствие, как много потерял бы он во мнении людей, с которыми ему работать!
Аркадий Сергеевич мог, конечно, и похвалить колхозного агронома, разделить с ним в какой-то мере новаторский взгляд, припомнив в первую очередь опыт звеньевой организации труда в Лужках, тем более что он сам пригласил Савина выступить. Но секретарь райкома знал, что после всенародных слов одобрения нужны такие же громкие дела, конкретная помощь — именно все то, что было сердцевиной выступления Савина. Этой помощи дать своим хозяйствам район сегодня не мог. У руководителей его просто-напросто ничего для такой помощи не имелось. Права для руководства были. Существовали еще обязанности. Для этого они использовали в полной мере убеждение, попытку как можно лучше организовать труд, были средства наказания, призывы к действиям. Впрочем, как работать и действовать — это и без Глебова в районе знали хорошо. Даже лучше, чем он, поскольку все или почти все директора, председатели, бригадиры родились на этой земле, выросли в деревне. Правда, от многолетней практики, что ли, к словам они относились не так серьезно, как к самой работе. Земледелие всегда и всюду держалось не на призывах, а на труде. К самым красочным призывам здесь успели попривыкнуть в силу множественности таких призывов. Поток обкатанных слов принимается уже без особенных усилий, как звуки пересвиста в лесу, как гул проходящих машин. Совсем другое дело, когда земледелец не только слышит о новой машине, но и получает ее. Вот тогда настоящая радость, искреннее желание сделать больше других и лучше других. Напротив, даже незначительный сбой в снабжении при бодрых словах порождает уныние, ослабляет желание земледельца к труду. Если эти сбои повторяются регулярно, то у самого хорошего руководителя заводится бацилла равнодушия.
