— О чем спрашивает? — удивился Михаил Иларионович. — Пусть приезжает. Нам самим нужно было пригласить их. Жилья много, хотят — здесь, хотят — в Лужках. Я иной раз физически ощущаю, как остывает родительский дом от человеческого тепла…
Такое письмо было отправлено в Москву. И Катерина Григорьевна в мыслях своих стала прикидывать, как она устроит малышей и самоё Зину с муженьком в лужковском доме.
А между тем шло уже лето. Работ прибавлялось. Савин реже бывал в Лужках, поскольку на центральной усадьбе не все шло блестяще и не находились мастера, равные Зайцеву.
Сколько с тех пор минуло, а все помнят, как тогда, двадцать второго июня, в день летнего солнцестояния, впервые пошел нудный и частый дождь. Никто еще не знал, что это начало целой полосы холодов и дождей, заливших потом все Нечерноземье.
Как прорвало.
Каждый новый день начинался с хмурого рассвета. Литая серая облачность — ну прямо осенняя мгла — толстой периной низко зависала над землей. Насыщенный водою воздух давил на деревья, крыши домов, на всю землю. Утренний ветерок, такой привычный для ядреного лета, не осиливал мокрой тяжести, заполонившей леса и поля. Мокрая тишина угнетала.
Чуть только теплело — и начинало лить. Сперва редкой капелью, тут и там, как бы пристрелочно, а потом все чаще и безотрадней. Скучным шорохом отзывались на дождь травы, однотонно шелестели листья в лесу, мычала застоявшаяся скотина. На проселочных дорогах разверзлись хляби. Хорошо, что в Лужки успели дорогу проложить, — отрезало бы начисто в самое неподходящее время.
Вообще-то говоря, погоду можно переждать, земледельцы ко всякому привычны. Но на этот раз больно уж затянулось. Нарастало беспокойство за близкую уже сеноуборку, за урожай. Люди нервничали, в разговорах все больше срывались на крик, район искал и находил, как полагается, виноватых. Так было не только в Кудрине и Чурове, а во всех деревнях и райцентрах, в городах северной и срединной России, где живут люди, еще недавние крестьяне, с душой, отзывающейся на погоду, как у истинных земледельцев. Тема номер один во всех разговорах.
Дожди все шли. В полдень. Вечером. Ночью. Короткими зарядами и сплошняком. Что могло промокнуть, уже промокло. И с каждым новым дождливым днем надежда на хороший урожай, такая реальная до дня летнего солнцестояния, таяла и таяла.
По этой причине Михаил Иларионович сделался раздражительным и резким. Когда наконец приехала Зинаида, он встретил ее необычайно сдержанно. Поцеловал, отстранился, еще раз оглядел ладную, с лица не постаревшую дочь, спросил, почему без внуков и как их здоровье, после чего ушел, даже не узнавши толком, а почему это она без детей и на кого их оставила. Зина проводила его удивленным, несколько обиженным взглядом.
