Девять хат окнами на Глазомойку | страница 28



Но пока деревня жила и работала с великой пользой для людей.

Лужки просыпались до утренней зари, иногда опережая первые признаки дня.

Первыми вскидывались и подавали голос те самые три петуха, о которых было упомянуто. Затем на короткое время опять воцарялась сторожкая тишина. Люди старались урвать у зародившегося утра последние минуты драгоценного сна. Снова начинали орать петухи. Тишина отступала. Где-то шумно завозилась корова. В другом доме хлопнули дверьми, заскрипела калиточка, радостно взвизгнула собака, углядевшая хозяйку. Пропиликал тоненьким звоном колодезный журавль, жестяным звуком отозвалось пустое ведро. И, наконец, будоража тишину кашлем заядлого курильщика, хлопанием калитки и шуршанием закатанных резиновых сапог, на улицу выходил Митя Зайцев.

— Эй, Тимоха! — хрипло кричал он под окном Марии Михайловны Тимохиной. — Вставай, подымайся, рабочий народ! Бычки проснулись, тебя кличут…

Не дожидаясь ответа, он уходил под гору, погружаясь в туман, как погружается в море ранний купальщик — сперва по колена, по пояс, наконец, по плечи и с головой. Из туманной глуби доносился его приглушенный голос. Митя пел что-то несуразное на мотив «Подмосковных вечеров» с частыми паузами для очередной затяжки.

Многоголосьем заскучавших бычков встречал его скотный двор. Прожорливая лобастая орава летом не заходила в помещение, а располагалась во дворе за жердевой изгородью. Здесь остро пахло навозом, перемешанным с торфом. Бычки встречали Митю, они бежали по ту сторону ограды вслед за ним, толкаясь мокрыми боками. По утрам он развозил им завтрак, толкая перед собой вагонетку с травяной и соломенной резкой, густо посыпанной духовитым комбикормом. Бычки сбивались у длинного корыта, влажными носами тянулись к вагонетке и к Митиным порткам с неистребимым запахом солярки. По совместительству его портки служили ему и обтирочным материалом для рук.

Тут как раз подходила, завязывая на ходу старенький фартук, Мария Михайловна или ее худенький Вася с сонной улыбкой на лице. Кивнув Мите, они брались вычерпывать из вагонетки корм и бросали его под нос изготовившимся бычкам. Все смолкало, ряд животных выравнивался вдоль корыт, слышалось дружное сопение и жевание. Пока две сотни голов вычищали корыта, Митя подвозил еще вагонетку. И этот корм исчезал с невероятной быстротой. Потом Мария или ее сынок вынимали три жерди из ограды, и бычки, разминаясь и прыгая, валом валили к открытому прогону на волю.