Я выполз наружу, под лучи серебристого лунного света, заливавшего скопище мраморных поганок, пышно разросшихся вокруг в зарослях травы. Некоторые из фантастических каменных наростов имели крестообразную форму, на других были головы или большие урноподобные рты. Естественно, это были надгробия могил, но я видел в них только поганки — жирные, раздутые поганки мертвенно-белой бледности, тянущиеся немыслимыми корнями в землю, чтобы получать оттуда пищу.
Я лежал и смотрел на них, на яму позади, через которую выбрался из лап смерти снова к жизни. Я не думал, не мог думать. Слова "Эдгар Аллан По" и "преждевременные похороны" непроизвольно пришли в голову, и теперь я почему-то шептал хриплым, страшным голосом, а потом стал напевать громче: "Лазарь. Лазарь. Лазарь".
Постепенно дыхание успокоилось, и я почерпнул новую силу из воздуха, который пел в моих легких. Я снова уставился на могилу — свою могилу. У нее не было надгробья. Это была бедная могила в бедной части кладбища, вероятно, на гончарном участке. Он находился почти на окраине некрополя, и над бедными могилами вились сорняки. Надгробия не было, и я вспомнил свой вопрос.
Кто я? Это затруднение, можно сказать, уникально. Я был кем-то перед смертью, но кем? Конечно, здесь новый случай амнезии — вернуться к новой жизни в прямом смысле этого слова. Кто я такой?
Забавно, что я мог думать о таких словах, как "амнезия", и все же никак не мог связать их с чем-то личным в моем прошлом. Мой разум был совершенно пуст. Смерть сделала это со мной?
Навсегда ли это, или мой разум проснется через несколько часов, как проснулось тело? Если нет, то я был в затруднительном положении. Я не знал ни своего имени, ни статуса. Если уж на то пошло, я даже не знал, где нахожусь. Названия городов по-дурацки переполняли мой разум. Чикаго, Милуоки, Лос-Анджелес, Вашингтон, Бомбей, Шанхай, Кливленд, Чичен-Ица, Пернамбуку, Ангкор-Ват, Рим, Омск, Карфаген. Я не мог связать ни одного из них с собой или, если уж на то пошло, объяснить, откуда я знаю эти имена.
Я думал об улицах, о бульваре Марипоса, Мичиган-Авеню, Бродвее, Сентер-стрит, Парк-Лейн и Елисейских полях. Они ничего для меня не значили.
Я подумал об именах. Феликс Кеннастон, Бен Блу, Ральф Уолдо Эмерсон, Стадс Лониган, Артур Гордон Пим, Джеймс Гордон Беннет, Сэмюэл Батлер, Игорь Стравинский — и они не представляли моей личности.
Я мог видеть все эти улицы, представлять себе всех этих людей, представлять все эти города, но сам я не мог связать себя ни с одним из них.
