Тюремные записки | страница 96



Узнав, что в Международной организации труда Советский Союз был обвинен в использовании насильственного труда — «статья о тунеядцах», а советский представитель находчиво ответил, что это давно устаревшая, не употребляемая статья, какие есть в законодательствах многих стран, мы тут же поместили пять приговоров, вынесенных советскими судами за тунеядство в самые последние месяцы.

Под конец мы объявили конкурс кандидатов — следователей КГБ, на учрежденный «Бюллетенем «В» орден Малюты Скуратова. В качестве пояснения и девиза был помещен отрывок из воспоминаний актера Черкасова, игравшего у Эйзенштейна роль Ивана Грозного, где на встрече в Кремле Сталин ему говорит:

— Исторической ошибкой является недооценка великого русского полководца Малюты Скуратова-Бельского.

Мы решили исправить эту ошибку.

Понимая необходимость помещать материалы не только из тюрем о преследовании адвентистов седьмого дня и украинских католиков, но и реагировать на кровавую борьбу за верховную власть, развернувшуюся в Советском Союзе, я ввел в последних номерах новую рубрику — «Слухи». Там, к примеру, были отчаянные призывы к друзьям Галины Леонидовны Брежневой: «Бегите, бегите отсюда, пока можно, пока отец еще жив».

Или рассказ из Кремлевского дворца о торжественном приеме 7 ноября 1982 года, за четыре дня до смерти Брежнева. Как было положено по ритуалу, все приглашенные подходили поочередно к вождю, поздравляли его, он им отвечал в двух-трех словах и подходил следующий. Но когда подошел патриарх, Брежнев его остановил и задерживая длинную, выстроившуюся к нему очередь, они о чем-то говорили минут двадцать, к нескрываемому удивлению всех присутствовавших.

На самом деле все наши «слухи» были вполне достоверны. Одна из непростых наших сотрудниц — Инна Стусова была дочерью кого-то из заместителей советского министра, а ее мать — одним из членов правления ВЦСПС. Но я, конечно, не мог ссылаться на источник информации. Инна Стусова рассказывала как ее родители прячась друг от друга читают «Доктор Живаго». Первоклассная копченая колбаса, которую я после ареста получал в передачах, была по моим соображениям из продуктового распределителя ЦК на улице Грановского.

Тор катал детей в санках, мне удалось случайно купить в качестве новогодней — трехметровую макушку сорока метровой ели. Вся она была увешана шишками — не нужны были игрушки. Тимоша, перебрав пластинки, которые у меня были, нашел песни Окуджавы, где ему особенно нравилась песня о «Бумажном солдатике», без которой он отказывался ложиться спать. Я не спорил, но довольно странно себя чувствовал, каждый вечер слыша: