Туркестанская сказка, описанная выше («Волшебный конь») с особой ясностью показывает, почему животное помощник имеет чисто положительное значение в сказках: оно воплощает то, что сначала проявляется как животный инстинкт в человеке, но за ним скрыта тайна Индивидуации, то есть приобретения внутренней целостности. Любой, кто может войти в самый сокровенный центр своей собственной психики, свою Самость, защищен от нападений темных сил. Вот почему в Och герой спасается в виде зерна пшеницы и в «Волшебном Царе» в виде кремня. Оба являются символами воплощенной божественности или того, что в юнгианской психологии называется Самостью[83].
В высшей степени интересно отметить, что большинство тех символов, в которых вышеупомянутый смертоносный великан прячет свое сердце — остров, церковь, колодец, утка, яйцо и т. д. — также являются символами целостности. К сожалению, я не могу продемонстрировать этот факт в ограниченном пространстве, которое есть в моем распоряжении, но те, кто знаком с работами Юнга, это подтвердят. Таким образом, божественная целостность является стратегической «слабой точкой» злого. То есть, где у него есть сердце или его «смерть», это то, где он может быть уничтожен. В «Китайской Книге Перемен» говорится: Зло, которое живет в отрицании, не только лишь разрушительно для добра, но неизбежно уничтожает и себя в конце[84]. Нет сомнений, что это так, потому что оно представляет собой только отделенную часть целого, по отношению к которой, по этой самой причине, целостность Бога в конечном счете превосходяща. В вышеупомянутой сказке частичное существование зла символизируется удалённостью сердца великана. Остров указывает на изоляцию доброты, от которой великан, несмотря ни на что, все же зависит. Но нельзя не удивляться, почему герой сокрушает яйцо, символ целостности, от которого зависит жизнь злого принципа? Можно было бы ожидать, что он скорее поможет его вылуплению, чтобы развить этот зародыш добра в темноте, а не разрушать его. Но, очевидно, тайная мягкость, добрый импульс, скрытый во тьме, слишком слаб, чтобы перерасти в истинную целостность; это только зародыш или начало, которое, согласно истории, не заслуживает того, чтобы быть защищенным или пощаженным. В некотором смысле именно добро, содержащееся во зле, делает зло настолько опасным[85]. Однако часто в таких случаях невозможно отделить добро от зла, так что слабый зародыш добра погибает вместе с темными силами, Или, применяя тот же принцип к отдельному случаю: даже если убийца, одержимый Дьяволом, имеет маленькое слабое место в душе, сентиментальная жалость не допускается, поскольку слабое место не слишком большое или достаточно глубокое, чтобы стать посевом добра, а просто помогает ему легче обманывать людей. Это жестокое понимание того, что этот широко распространенный тип сказки навязывает нам.
