— Маттео? — произнесла она неуверенно.
Он не ответил — его мысли были в полном смятении. Глядя на ребенка, он ждал немедленного приступа нежности и любви — однако ничего не происходило. Маттео внимательно рассмотрел черные ресницы малыша и его темные волосики. Крохотные ручки были сжаты в кулачки, и, наклонившись, Маттео пересчитал его пальчики. Он словно смотрел на себя со стороны и понимал: то, что он испытывает к ребенку, скорее, напоминает удовлетворение от обладания некой вещью, но никак не любовь. Этот малыш принадлежит ему. Его сын.
Повернувшись к Кире, Маттео увидел, как глаза ее расширились, точно она прочла в выражении его лица нечто, что ее не порадовало.
— Так ты захотела поиграть в вершителя судеб, — заметил он. — И скрыть его от меня.
Кира ответила ему решительным взглядом.
— Ты заплатил мне за секс.
— Я не платил за секс, — вымолвил он. — Я объяснил, зачем оставляю деньги. Ты рассказывала, что не привыкла жить в роскоши, и я подумал, что могу сделать тебе подарок. Что не так?
— Ты прекрасно знаешь что, — выпалила Кира. — Предлагать мне деньги было оскорблением. Любой мужчина это знает.
— И потому ты решила продать свою громкую историю журналистам — потому что чувствовала себя оскорбленной?
— Я ничего не продавала. Неужели ты не понимаешь? В первый раз в жизни я сблизилась с мужчиной и проснулась наутро в пустой кровати и с пачкой денег на тумбочке. Я отправилась в благотворительный магазин, чтобы от них избавиться, потому что… я чувствовала себя опозоренной.
Маттео замер:
— Ты их отдала?
— Да. На благое дело — детям-сиротам. Тогда я не знала, что беременна и что деньги могут пригодиться. Журналистка случайно оказалась в магазине и все увидела — ну и, естественно, заинтересовалась. Она купила мне выпить, а я весь день ничего не ела и… — Кира пожала плечами. — Наверное, я ей рассказала больше, чем можно было.
Маттео нахмурился. Если это было правдой, то Кира не пыталась вытянуть из него еще денег. Но даже если и так — что это меняет? Она позвонила ему только потому, что оказалась в безвыходном положении. Отметив ее тесные джинсы и растянутый свитер, Маттео поморщился — неужели это мать его ребенка? Он открыл было рот, чтобы заговорить, но Сантино захныкал, и Кира склонилась над кроваткой, взяла малыша на руки и принялась укачивать, прижимаясь губами к его головке. Тот затих. Глядя поверх головы сына на Маттео, Кира спросила:
— Хочешь его подержать?
Он замер, зная, что должен ответить на этот вопрос утвердительно — но не мог искренне сказать «да». В груди появился холодок, и, глядя на сына, Маттео не мог побороть в себе чувство отчуждения. Никогда прежде его не пугала собственная холодность — разве что обиженные любовницы жаловались, но это не могло стать причиной для перемен в себе. Однако сейчас Маттео ощущал себя неосторожным путником, ступившим на зыбучие пески, — ситуация быстро выходила из-под контроля.
