Четвертая попытка мне особенно запомнилась и запомнилась на всю жизнь. Была темная морозная ночь. Земля покрылась льдом, как на катке. Выйти сразу вместе мы не могли. Неля и Юра остались с вещами. Я связала большой чемодан и большой мешок, перекинула их через плечо, затем взяла в одну руку корзину с продуктами, а в другой — большой узел и вместе с Левой, у которого в руках тоже были легкие вещи, смешалась с толпой. Груз, который я несла, был очень тяжел. На перроне была давка. Шум, толкотня. К тому же, надо было остерегаться воров, которые пользовались случаем, чтобы поживиться. Нужно было быть осмотрительной.
Нагруженная, я с трудом передвигалась по замерзшей земле, стараясь не потерять Леву. Кое-как вышли на перрон. Неля и Юра находились далеко от нас. Оставив Леву у вещей, я поспешила к ним. Оказалось, что у Нели уже украли одну корзину с продуктами.
Возле вагона творилось нечто неописуемое. Пассажиров двух вагонов следовало разместить в одном вагоне, так как один вагон отцепили. В нем в пути умер человек, и вагон необходимо было продезинфицировать. С детьми и с вещами, давя на других и сама, шатаясь от толчков толпы, я кое-как подошла к двери. Пассажиры с криком и шумом втискивались в вагон. Мне удалось втолкнуть туда Леву. После чего должны были подняться и мы. В это время я увидела женщину — носильщика. По-видимому, она поместила кого-то в вагон, и уже возвращалась. Я попросила ее взять мои вещи. Дала ей мешок и чемодан, чтоб она уложила их в вагоне, пока я подниму оставшиеся вещи и детей. В этот момент послышался громкий плач упавшего Юры. Я крикнула, что там ребенок, чтобы его не задавили. Мне удалось взять Юру за руки. Другой рукой подтянула вещи к вагону. Неля крепко держалась за меня. Из-за давки не удавалось продвинуться вперед. Я была в страхе, что в темноте могут задавить детей. Лева был уже в вагоне. Носильщица скрылась там с моими вещами. Я уже была готова отказаться ехать, а тут еще люди, которых стали выталкивать сверху, покатились со ступенек вагона вниз, и проводница закрыла дверь. В вагоне не было места стоять и никому больше не разрешили подняться. Я закричала:
— Мой ребенок в вагоне! Прошу, спустите ребенка, я остаюсь!
Умоляла проводницу:
— Крикните, Григорян Лева, мать остается, спустись с вагона. Прошу, умоляю, помогите.
Спустите ребенка.
Кричала, просила, но в этом хаосе меня никто не мог слушать.
Поезд тронулся. Лева остался в нем. С ним была корзинка с буханкой хлеба и маленькой кастрюлей с маслом. Я смотрела вслед уходящему поезду, оглядывалась вокруг. Боялась, как бы его не выбросили из противоположной двери. Бессознательно сделала несколько шагов за поездом, ища Леву. Обессилев, остановилась. Я задыхалась, не хватало воздуха, сердце сдавливало, будто что-то душило. Неля громко плакала, звала Леву. Юра тоже расплакался, не знаю отчего, то ли из-за Левы, то ли все это и его расстроило, а может, просто хотел спать, ведь была уже ночь. Мое состояние ухудшалось. Не хватало воздуха, я теряла последние силы. Подошла медсестра. На вокзале сообщили о нас, и она повела меня с детьми в медпункт. Сделали укол, стало чуть лучше. С большим трудом я встала, и решила пойти на почту, чтобы дать телеграмму на следующую станцию, Елецкую Защиту, начальнику вокзала, чтобы ссадили Леву. Зашла в милицию. Я была очень возмущена, что они не приняли никаких мер к наведению порядка на вокзале. Привела им в пример организованную работу в Ташкенте, где за полчаса до посадки, прежде всего, поместили матерей с детьми. А что творилось здесь? Я даже не смогла спустить с поезда ребенка, когда сама не смогла сесть. Следующий поезд, на котором мы должны были поехать, отправлялся лишь через 2 дня. Я никак не могла успокоиться. Тяжелые, давящие мысли постоянно приходили в голову. Как только смогла выдержать все это, и не сошла с ума?
