Как же выбраться отсюда? Нас обещали довезти только до Камышина. Но где взять машину, чтобы ехать дальше? Две ночи провели мы в одном из дворов в Камышине. Переживания были те же, что и во Фролово, потому что каждый час, каждую минуту город мог быть подвергнут бомбардировке. Когда военные машины, которые возили оружие и продукты на передовую, шли обратно в сторону Саратова, мы, для того, чтобы хотя бы на несколько километров приблизиться к нему, показывали командиру пропуск, разрешение на эвакуацию и умоляли взять нас с собой. Здесь, однако, надо сказать, что машины далеко не всегда могли брать людей. К тому же это было совсем небезопасно: немецкие самолеты в первую очередь преследовали именно военные машины. А те из них, на которых не было людей, могли быстрее удалиться. Тем не менее, нас брали. И всякий раз, когда возникала тревога, машины останавливались. Анна с дочкой Ниной быстро спрыгивали и бежали в кусты, а мне надо было спустить на землю Леву и Нелю, да сказать им, чтоб уходили подальше от машины, пока я спущусь с Юрой. Дети не уходили, ждали меня.
Даже в спокойное время, обычно, когда наступало утро, небо чистое, солнечное, воздух свежий, вокруг зелень, цветы, щебетанье птиц, меня в эти минуты ничего не привлекало. Я чувствовала, что у меня появилось какое-то внутреннее напряжение. Все время прислушивалась, все опасалась, что вдруг появятся немецкие самолеты.
Во время переезда надо было как-то пополнять запасы продуктов. Мы уходили в ближние села, обменивали одежду на продукты, и затем возвращались к машине. Как-то мы остановились в бывшем немецком селении Поволжья, жители которого были выселены. В селе было много украинских беженцев. Мы устроились недалеко от дороги, у стены какого-то дома. До Саратова было еще далеко. Я умыла, накормила детей. Предстоял дальний и трудный путь. Из-за большой скорости езды, от ударов перевозимых вещей и боеприпасов бока мои совсем посинели. Руки обычно были заняты: одной держала Юру, а другой — корзинку с маслом, боясь его разлить. Так и ехали в болтающейся по ухабам машине.
В этом немецком селе я взяла у сельчан дрова, молоко, приготовила обед, и накормила детей и Анну с дочерью. Но потом Анна почему-то круто изменилась, взяла два больших своих узла и отделилась от нас, будто бы мы и знакомы не были.
Темнело. Машин, еще не было. Я стояла с Юрой на руках и с детьми на краю дороги. Вдруг показалась грузовая машина. Я уже собиралась попросить шофера подвезти нас, как он, увидев детей и вещи, сам остановился. Из кабины вышел капитан и, обращаясь ко мне, спросил:
