Но откуда проклятие или внушение? Может, и правда на корабле меня кто-то обработал? Временами с Чевинфордом я делала то, что не сделала бы никогда в жизни. Почему?
Но ведь и до этого…
Я, не смотря ни на что, вытягивала жизнь из всех подряд. Простой инстинкт самосохранения? Или чье-то воздействие?
Если мне что-то внушили еще до отплытия? Например…
Безымянный Бог!
Я смогла ранить Чевинфорда. Может, Архиепископ как-то вложил мне в голову то, что я должна это сделать? А потом отправил на корабль, на который должны были напасть…
Но что?
Убить проклятого капитана?
Но почему тогда я этого еще не совершила?
Может, не пришло время? Может, Архиепископу что-то нужно от Чевинфорда. А потом в один прекрасный момент я перестану себя контролировать, и…
— Пошли, — Налькар дергает меня за руку.
От взгляда на теневой артефакт меня начинает болеть голова. Будто бы внутри сидит небольшой бесенок и непрестанно долбит в барабаны.
Бесенок…
Одно такое существо цеплялось ко мне. А еще Инквизиция…
Безымянный Бог!
Но почему я не вижу каких-либо изменений в своей ауре? Ответ может быть лишь один — чары наложил куда более искусный маг, чем я. Опытный, талантливый, умелый, много знающий о запретной магии. Например, сам Архиепископ.
Как же болит голова! С магическими воздействиями всегда так. Они начинают сопротивляться, когда о них узнают. Чувствуют опасность.
Постоянно оглядываюсь назад. Мне кажется, что за спиной слышатся чьи-то шаги и оборачиваюсь в надежде увидеть Чевинфорда. Но вижу лишь гнущиеся от ветра деревья, странных зверей с лишними конечностями, взмывающих из зарослей птиц.
Сердце сжимается, будто само пугается.
Смотрю вверх и вижу, что над нами повисла серая низкая туча.
— Нужно идти быстрее. Сейчас начнется пальцедождь.
Что такое пальцедождь я не знаю, да и знать не хочу. Но облако над головой кажется неуловимо странным, правильным, будто рукотворным.
— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я.
— Тут есть одна пещера, — сухо отвечает Налькар. — Там безопасно.
Я снова сопротивляюсь. Пытаюсь вырваться, но рука альбиноса сжимает как тиски. Нога скользит по земле. Я кричу, но на мне отвечают лишь животные. Из леса доносится рев, клацанье, завывание, хрюканье…
— Тише! Малефаруса разбудишь! Еще с его курами пустоты не хватало разбираться! — говорит Налькар, одновременно прикрывая мне рот рукой. Я кусаю его. Изо всех сил. Но он, кажется, даже не чувствует боль.
Когда отпускаю, вижу капли крови на его белоснежной коже.
