Делаю шаг назад, пытаясь вспоминать слегка позабытые движения из уроков мистера и миссис Пиквинг. Танец моих бывших преподавателей всегда смотрелся как идеальная форма искусства: математически выверенная, точная, строгая. Каждое движение имело смысл, даже самые маленькие нюансы устранялись, и взгляду зрителей представало сосредоточение гармонии и точности. Вот только их натянуто улыбчивые лица после представления становились серьезными, немного грустными. Они не радовались, лишь давали друг другу комментарии в стиле «хорошо отработал».
В этом платье мне не очень удобно — оно узкое, где-то жмет, в другом месте натирает, не дает свободы ногам. Оно создано не для удовольствия, а для демонстрации.
Чевинфорд совсем не умеет танцевать. Его движения совершенно бессмысленны и несуразны, но в них есть что-то прекрасное. Глядя в его глаза, понимаю что. Истинная радость, не скованная правилами, запретами и законами. Он прыгает вокруг меня, берет мое запястье, плавным касанием тянется вверх. На какой-то миг, всего на долю секунды, он касается к моей груди, отдергивает руку, отходит, снова подходит и проводит ладонью по плечу.
Наши взгляды снова соприкасаются. Вижу его искреннюю улыбку, неумелые движения и ни капли стыда. Чувствую, что заражаюсь от него неуемной энергией. Мои законы и правила в мгновенье ломаются, словно картонная преграда под ударом молотка.
Хватаюсь за юбку дорогущего платья, тяну в разные стороны, оно с треском рвется, обнажая ноги. На какой-то миг стыд возвращается, кажется, что каждый, кто видел это, успел показать в меня пальцем и громко засмеяться.
Но подняв голову, не вижу ни насмешек, ни устремленных в мою сторону пальцев. Все веселятся как и веселились. Мгновенно забываю все вычурные уроки танцев из академии и пускаюсь в неудержимый пляс.
Чевинфорд смеется. Мы с ним неловко прыгаем друг напротив друга, то соприкасаемся, то отстраняемся друг от друга. В какой-то момент он хватает меня под руки, начинает кружить. Детали мира сливаются воедино — лица окружающих, парящий над головой кит, музыканты с диковинными инструментами, разноцветные наряды.
Закрываю глаза и все исчезает. Чувствую лишь его объятия, слышу дыхание, мягкое касание губ, щекотание языком мочки моего уха. Словно бы проваливаюсь наизнанку мира, где нет ничего, кроме нас двоих.
Он все крепче прижимает меня к себе. Все сильнее целует. Его горячие, как угли, пальцы касаются моей кожи.
Слышу, как замедляется музыка. Чевинфорд все плавнее кружит меня, а потом ставит на землю. Я хохочу, хоть картинка перед глазами все еще пляшет. Музыкант на непонятном языке оглашает новую песню. Люди вокруг хохочут и аплодируют.
