— Я в этом не виноват: пусть мне помогают ваши ученые. Разве я их не брался учить, как прививать? А где они? С другой стороны — продлись война — разве людей не умерло бы те же миллионы? А здесь они живы и получают инъекцию.
— Но они не живы, они умирают…
— Я прошу вас, — резко обрывал Бетье, — прекратить разговор. Вы отнимаете у меня время и силы, а я за этот промежуток уже пропустил бы десяток человек…
От него отходили мрачные, раздраженные его упорством.
А он работал, не покладая рук, хотя организм его держался одним нервным возбуждением. Ему хотелось отдохнуть, заснуть, но разве он мог позволить себе сон, когда так много работы, когда он у цели и когда ее окончательное достижение зависило от того, успеет ли он пропустить через свои руки всех «больных». Ведь, он боролся с войной, и вот этими точками, что он отмечал на черепах «облипших», он наносил ей смертельный удар! И имел ли он право именно сейчас растрачивать свое время на глупый сон и без образную еду!
В обоих государствах царило возбуждение. Бетье перепутал в них жизнь. Его липучка заслонила собою все: она стала центром внимания парламентов, научных обществ, семейных бесед, уличной жизни, даже театров, даже кабарэ. О ней читались лекции, ее громили с церковных кафедр, изучали в лабораториях, о ней говорили и столетние старики, и трехлетние дети. И возбуждение росло. Вздымался кверху огромный вал раздражения и злобы.
XV.
ОДНАЖДЫ утром, когда поглощенный работой химик ничего не замечал, он вдруг очнулся, потому что его кто-то усиленно тряс за рукав.
— М-сье, вас просят туда… на балкон… народ вызывает.
— Какой народ? Ведь, я же просил меня не беспокоить. Вы же сами торопите меня с прививкой!
— Но это, м-сье, исключительный случай. Вот вы выйдите, на минуту…
Бетье вышел на балкон. Одну сторону улицы, начиная от дверей, занимал хвост облепленных, а другую — огромная процессия детей. И как только он появился, детская толпа закричала сначала:
— Да здравствует Бетье! А потом на стул взобрался мальчик лет двенадцати и произнес с чьих-то слов заученную речь:
— М-сье Жибрам! Мы — дети наших отцов, умирающих от липучки. Они не дождутся своей очереди и умрут. Мы останемся сиротами после них. Мы очень просим вас дать нашим родителям и братьям по склянке дезассепса, а вливание капель в мозги они обязываются сделать потом, как только вы им прикажете притти! Просим вас со слезами!
И дети упали на колени и стали плакать. Бетье стал красен, как кирпич. Ничего не сказав, он ушел с балкона и хлопнул дверью.
