– У приятеля в мастерской собираются, поехали.
– Надо кисти купить, за компанию не хочешь?
Тата как-то пыталась объяснить, что в банке не положено отлучаться в середине дня. И уходить раньше тоже нежелательно. И что ей надо высыпаться, иначе наделает ошибок в отчетности. Собакин все это слушал, потом начинал говорить, и получалось как-то так, что, несмотря на обстоятельства, они встречались.
– Когда ты работаешь? Ну, ты же должен что-то делать? – сказала Белозерова Дэну.
– Во-первых, с первым днем весны, – сказал Собакин и вручил букетик маленьких фиалок, – дождались. Хоть и со снегом. Во-вторых, должен сказать, я работаю. Вот на днях продал картину. Не свою. Но процент свой заработал. А еще ездил в издательство, вел переговоры. Может, буду книжку еще одну делать.
– Это хорошо, но у тебя столько свободного времени! – Тата развела руками.
– Понимаешь, я работаю. Но это не значит, что я стою у станка или сижу за письменным столом восемь часов с перерывом на обед. И еще я должен иногда что-то видеть, где-то бывать. У меня должны быть впечатления. Ну, все равно как у писателя. Понимаешь, творческие профессии – они подразумевают небольшую свободу. Но при этом никто не освобождает меня от занятий рисунком, от класса живописи.
– Ты ходишь на классы живописи?
– Да, конечно. Надо писать маслом, писать пейзажи, натюрморты, людей. Я могу работать ночью, утром, поздним вечером. У меня ненормированный рабочий день. А иногда у меня три выходных подряд. Кстати, вчера я закончил картину. И когда она высохнет, я повезу ее заказчику.
– Ты мне ее покажешь?
– Обязательно!
Они поехали в галерею, где подсобные помещения Собакин превратил в свою рабочую студию.
– Мама жаловалась – растворители, масло пахнет. И все пропитывается этим запахом. Тяжело дышать. Теперь я работаю здесь, – пояснил Собакин, уходя за большую портьеру. – Вот, ты только внимательно смотри. И сначала ничего не говори.
Картина была яркой – Собакин, видимо, любил сочные тона. Это был городской пейзаж, небольшой переулочек, упирающийся в какое-то старинное здание.
– Это – Италия, – поняла Тата, – я, конечно, не знаю, что это за город, но догадалась по краскам и архитектуре, по кронам деревьев.
– Верно. Это Сиена. Уголок, где встречаются старый город и новый. Хотя применимо к Италии сказать новый город – сложно. Мне кажется, что там все старое.
Когда Собакин ставил картину на мольберт, Тата заметила на его руке перстень. Маленький, круглый, без камня. Этакая плоская печатка.
