– Я слушаю тебя, – как-то по-особенному сказал Рябцев, и Тата с ужасом подумала, что он ее сейчас поцелует и она не сможет воспротивиться этому.
– Гена, – сказала Белозерова, готовая сию минуту выскочить из машины, – Гена, вот, это твои деньги. Твоя часть, которую ты потратил на свадебные приготовления. Я все посчитала, да и чеки же у меня остались, квитанции там всякие. Так что не сомневайся.
Тата положила конверт с деньгами. Рябцев не шелохнулся.
– Зря ты так, – наконец сказал он.
– Нет, это не зря. Это честно.
– Зря ты так поступаешь, – повторил Рябцев.
– Да нет же… Не зря… Это простая математика…
– Зря ты выходишь замуж. Я же правильно все понимаю? – сказал Рябцев, словно не слыша ее.
Тата опустила плечи, а в душе у нее заскребли кошки.
– Что я должна делать, по-твоему? Гадать, почему ты так поступил? Ждать, пока ты соизволишь объяснить что-либо? А может, ты предлагаешь оставить все как есть? И будем мы с тобой жить – вроде муж с женой, вроде бы нет! Пойми, мне же не штамп в паспорте нужен, мне уверенность была нужна. А ее нет. Я шла словно по мокрому песку. Знаешь, какое я сопротивление чувствовала? И, самое главное, я до конца не была уверена, что ты будешь на моей стороне.
– Я не мог быть на твоей стороне.
– Я подозревала это.
– И на стороне мамы я тоже не мог быть. Я тебя любил. И сейчас люблю. Но, понимаешь, меня поставили перед выбором. И я не смог… Я вообще не знаю, кто бы смог в такой ситуации достойно выйти из положения. Я выбрал покой и здоровье мамы.
– Так вот из-за чего.
– Да, она не ставила мне условия, она вообще ничего не говорила. Она просто заболела. Понимаешь, я не мог смотреть на то, что с ней происходит.
– Ты уверен, что с ней что-то происходило? – улыбнулась Тата, у нее все кипело внутри. Она ни минуты не сомневалась, что Таисия Николаевна по-прежнему мастерски манипулирует сыном.
– Перестань, ты же хорошая и добрая. Зачем же так?
– Именно потому, что я хорошая и, главное, добрая, ты со мной так и поступил. А была бы я стерва, то ты бы смог с мамой договориться. Прощай, Рябцев.
Тата выскочила из машины и помчалась в сторону работы. Ей казалось, что давно, все давно позади – и эти обиды, и эти разговоры, и вообще все, что связано с фамилией Рябцев. Но оказалось, что это не так. Самолюбие ее было уязвлено, и она никак не могла взять себя в руки и успокоиться.
В отдел она вошла немного успокоенной. Но бдительная Елена Федоровна мельком взглянула в ее сторону и тихо сказала:
