Балкон для Джульетты | страница 25



А р х а р о в. Страшный ты человек, Груздь. И зачем меня только судьба с тобой свела?

Г р у з д ь. А на таких мир держится, Аким Акимович.

Р я б о в (решительно). Все. Прения можно считать оконченными.

А р х а р о в. А сколько? Дать, спрашиваю, сколько?

Г р у з д ь. Пятьсот.

А р х а р о в. Ну, Груздь, ты и замахнулся… Триста.

Р я б о в. А тысячу лучше.


Архаров даже икнул.


Возражения есть? Принято единогласно.

А р х а р о в. По миру пустить нас хотите, Арсений Максимович.

Р я б о в. Груздь, действуй.

Г р у з д ь. А почему я?!

Р я б о в. Твоя инициатива, ты предложил, и рука у тебя легкая.

Г р у з д ь. Помилосердствуйте, внуки у меня — шестеро, я их еще выпестовать должен! А ты, Аким Акимович, один, как гнилой пень: жена-то тебя бросила.

А р х а р о в. Ну, все при тебе, Груздь, а деликатности, хрупкого отношения к людям не нажил. На весь мир озлоблен. А все потому, что «завязал», не употребляешь.

Г р у з д ь. И не курю. Рысцой бегаю на дальние дистанции от инфаркта. И всем это советую.

Р я б о в (безапелляционно). Деньги, Василий Иванович, вложишь ревизору в портфель. Вот тебе ключ от сейфа. И смотри у меня, чтобы все шито-крыто было!

Г р у з д ь. Арсений Максимович, я верой и правдой служу, только…

Р я б о в. Может быть, ты еще и Лазаря запоешь?

Г р у з д ь (поперхнулся). Спасибо за доверие! (Уходит.)

А р х а р о в. Арсений Максимович, а может, поторговаться? Человеческое сострадание в нем, в ревизоре, вызвать надо. На что дан человеку язык?

Р я б о в. Эх, Архаров, человеческий язык никогда не бывает так красноречив и убедителен, как язык денег!


Входит  К у м а н ь к о в.


А вот и сам Павел Дмитриевич! Ну, какие у нас дела, духовное настроение какое?

К у м а н ь к о в. Шестнадцатую ревизию в своей жизни провожу, а здесь столкнулся с фактами, мягко говоря, сомнительными, просто невероятными…

Р я б о в (настороженно). Что такое? Непорядок обнаружили, нарушение какое?

К у м а н ь к о в. Не знаю, не знаю… В раздумье и смятенье: как по заключительному акту ревизии приступить. Раздвоение какое-то…

Р я б о в. Пугаете, Павел Дмитриевич. Так ведь и до сердечного приступа человека довести можно.

К у м а н ь к о в. Нервишки? А причина есть? Ну, а вдруг ревизия никаких существенных изъянов не нашла?

Р я б о в. Не нашли?

К у м а н ь к о в. Я сказал, «если», допустим.

Р я б о в. Денно и нощно трудимся в поте лица, стараемся, усердствуем. Да вы присядьте. Может быть, рюмочку коньячку перед обедом примете?