Х а н о в. Вот ты, Виктор Михайлович, говоришь, старость… А ведь это повседневное мужество. И борьба с собственной немощью, и боль за других, далеких и близких, и ответственность за все, это ведь как укол в сердце. Старшина, а ты что стоишь? Сядь. Любишь своего капитана?
Д я г е л е в. Жизнь готов отдать!
Х а н о в. Я уж теперь и не помню, чей-то был очерк в печати, назывался «Портрет огнем!». Солдат своим телом командира от взрыва гранаты заслонил. Жизнь тому спас, а сам погиб. В крови это у нас, у советских людей, в крови.
В вагончик входит А л л а.
А л л а. Молчат?
Я с е н е в. Чуда ждем.
А л л а. Чуду и тому есть предел…
Х а н о в. Вера сильнее чуда.
Д я г е л е в. Если уж капитан Грачев молчит, значит, душа у него криком захлебывается. Товарищи начальники, не могу я больше здесь сиднем сидеть, я на переправу побежал.
Я с е н е в. Старшина, я с вами!
Х а н о в. Аллочка, останься у рации. И любое сообщение от них передавай по трансляции немедленно. И чтобы все слышали!
А л л а. Понимаю, Андрей Ильич.
Ханов, Ясенев и старшина выходят.
Господи, спаси то, что даже уже нельзя спасти…
Неожиданно автоматически включается рация.
Штаб спасательных работ слушает!
В разных углах сцены в лучах света К н я з е в и Г р а ч е в.
К н я з е в. Роман, это ты, ас эфира?
А л л а. Нет, это я, Алла.
К н я з е в. Аллочка, это я, Князев.
А л л а. Николай Васильевич, дорогой вы мой… Нет, я не плачу. Почему молчали до сих пор?!
К н я з е в. Некогда, Аллочка. Здесь на дне реки муть сплошная, я у капитана Грачева только пятки свинцовые и вижу.
Г р а ч е в. Докладывает капитан Грачев: авиабомба, выпуск 1942 года, фирма «Эссен», РУР, вес полтонны, корпус изъеден коррозией, детонировать может в любую минуту.
К н я з е в. С ней, как со сварливой тещей, ласково обращаться надо…
Г р а ч е в. Взрыватель разминировать придется ювелирно, вручную.
К н я з е в. Нежность прояви, капитан, чуткость, ненавидеть эту дуру, как врага лютого, после будем.
Г р а ч е в. Эх, водолаз, ты ведь, как шахтер, полжизни неба над своей головой не видишь.
К н я з е в. А для меня царство подводное — что небо звездное. И не мыслю себя без этого… Для меня это не просто работа, а категория эстетическая, почти искусство. Попробуй-ка лишить художника кистей, холста или зрения! Ну, а ты сам-то, сапер, ради чего каждый раз жизнью рискуешь?
Г р а ч е в. Не думаешь ли ты, что и мне легко умереть? Ох, как еще пожить хочется… Ну, кажется, все!
А л л а. Что — все?
