Вот и теперь она вспомнилась ему. И он испугался: почему не Тая, а она? Что это? Уж не уподобился ли он Батурову или Измайлову?.. Собственно, почему Батурову или Измайлову? Все, кто встречался с Таримовой, влюблялись в нее с первого взгляда. Значит, есть в ней что-то такое, что очаровывает, влечет к ней. И зачем себя обманывать — она нравится ему… «А Тая? — тут же задал он себе вопрос и грустно вздохнул: — Время! Оно — лекарь от всех болезней, заживляет раны, приглушает прошлые боли, горести». Значит, сердце его ожило, коль снова заволновалось, затосковало о любви!..
К его самолету подошли Грибов, Щупик, Козловский, Арефьев, Измайлов. Все улыбающиеся, веселые. Правда, улыбка у Измайлова виноватая, заискивающая — все еще стыдится за свой поступок, — значит, есть совесть.
Подполковник Грибов доложил: самолет-лаборатория, его экипаж, испытатель и катапульта подготовлены к работе. Веденин поздоровался с каждым за руку и в каждом пожатии уловил уверенность, пожелание успеха.
Арефьев пошутил:
— А ветерок, Юрий Григорьевич, просто обожает нас — и в этот раз пошаливает. Придется снова к Посейдону в гости проситься.
Нет, Веденин в этот раз нисколько не волновался, хотя душу как-то неприятно щемило, будто что-то недоделал, что-то упустил. Он смотрел на улыбающегося симпатичного Арефьева (вот пара Таримовой), на его бледновато-смуглое лицо: более месяца провалялся в госпитале, — и ему почему-то стало его жаль. Он сожалел сейчас, что втянул этого безотказного, скромного и талантливого человека в свою затею, увез вместо отпуска на нелегкую и опасную работу. Но отступать было поздно, и он положил Игорю дружески на плечо руку:
— Да, ветерок сегодня коварный. И турбулентность большая: «Пчелку» бросало над землей как щепку. Лучше приводняться. Как себя чувствуешь?
— Отлично. Давление как у новорожденного, пульс — тоже. Спал — даже дочурка не приснилась.
— Тогда — по коням. — Он пожал испытателю руку и легонько хлопнул по спине. — Ни пуха ни пера.
2
«Щука» — самолет-лаборатория — тяжело и неохотно тронулась с места, подняла позади клубы пыли и, задрав остроносую морду, поплыла над полосой, оглушая всех своим могучим раскатистым голосом. Веденин, Грибов, Козловский и все, кто прибыл сюда для подготовки катапульты к испытанию, за исключением расчета КДП, молча смотрели ей вслед, пока она не спрятала шасси и не стала стремительно подниматься ввысь, на глазах «худея» и уменьшаясь в размерах. Когда она превратилась в точку, Веденин повернулся и зашагал к КДП, инженеры — к дежурному домику, где находился динамик, доносивший все переговоры руководителя полетов с экипажем самолета и испытателем. Лишь Измайлов направился в другую сторону — к вертолету, около которого по-командирски стояла «Пчелка»: врачу надо было отправляться на катер и вместе с мичманом Шубенко подобрать Арефьева в море.
