Георгий Алексеевич хоть и отмел от себя мысль о том, что у него и на пыль может быть аллергия, тем не менее на всякий случай стал вспоминать результаты теста. Орехи, рыба, грибки — одним махом попали в нон грата; ему еще повезло: дожил до шестидесяти семи и его ни разу не укусила ни одна полосатая сволочь — на укус пчелы у него, оказывается, тоже была аллергия. В списке была куча всего, чего ему следовало остерегаться, пыль, кажется, отсутствовала. «И все равно, нужно попросить Татьяну Кузьминичну, чтобы она убиралась тщательнее, — подумал мужчина. — Аллергия — штука коварная. Пыль — это же не просто пыль, это же клещи, и ведут они себя так же, как все живое, — где хотят, там и гадят». Георгий Алексеевич вдруг представил себе, как нечаянно наступил на невидимую фукалию и тут же схлопотал астму. «Этого еще не хватало, — спохватился мужчина, — хороший же он будет гусь! Леночка за такое по головке не погладит!»
Простояв, практически не шевелясь, минут пять, мужчина нащупал ступнёй у себя под ногами что-то мягкое и нежное, в кромешной тьме разглядеть, что это, было затруднительно, мужчина предположил, что это плед, подгреб ногой с одной стороны, поскреб с другой и тихонечко опустился в нечаянно свитое гнездо. Стало уютно, удобно, во всех смыслах приятно, тело приняло расслабленное состояние, в таком положении Георгий Алексеевич мог находиться годами, как тибетский йога. Монахи, оказывается, могут сидеть в таких позах бесконечно-продолжительные сроки, самых продвинутых закапывают, потом откапывают, ноги у них сами собой сплетаются, расплетаются, и самочувствие у них при этом прекрасное. Если бы у него еще получилось, как у них, не дышать, обрести их спокойствие, вот была бы штука…
Мужчина закатил глаза к темному потолку, прикинул, сколько вокруг воздуха, от силы кубов восемь, вентиляции никакой, через щели идет кое-какой воздухозабор, но сущая ерунда, с его сердцебиением выдышать этот объём — раз плюнуть, три-четыре часа — и углекислых газ медленно задушит каждого, у кого нет кислородного баллона. Георгий Алексеевич раздраженно подумал о том, до чего он непредусмотрительный: ведь можно же было заранее аккуратненько высверлить дырочки или осторожненько вынести заднюю стенку, ну и что, что предмет XIX века, не задыхаться же теперь, как несчастная моль… И фонарик, как последний болван, оставил в прихожей…
Дверь тихонечко открылась, узкий, как лезвие, пучок света разрезал пополам окружающую Георгия Алексеевича кромешную тьму — в расщелине блымкнул зрачок. Дышать стало вольготнее, зрачок еще раз блымкнул, стайкой разлетелись мушки, Георгий Алексеевич спохватился, очечник лежал на комоде, он о нем совершенно забыл, и сейчас мало того, что все плыло, так забытые очки могли его еще и выдать! Леночка знала, что без них он как без рук, не то что не решится на отдаленное путешествие, но и в уборную не додефилирует. При первой же возможности нужно попытаться тихонечко, как цыпа, выбраться из убежища, добежать до комода, сцапать очечник и опять скрыться в убежище.
